Читать книгу "Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин"

Хотя эти примеры указывают на желание государства или, по крайней мере, министерств иностранных и национальных дел удержать нерусское население на территории республики, Чита так и не ввела общереспубликанской автономии для какого-либо меньшинства, кроме бурят. Совет министров обсудил законопроект об автономии национальных меньшинств весной 1922 года, после того как авторы законопроекта, меньшевики Карл Янович Лукс и Ян Янович Петрович, были уволены из правительства. Хотя кабинет утвердил законопроект, 26 апреля 1922 года Дальбюро отвергло его, решив составить взамен два отдельных закона для евреев и корейцев, тем самым исключая украинцев и тюрко-татар из числа наций-основательниц ДВР. Дальбюро отказало украинцам в праве на автономию и приказало Министерству по национальным делам предотвратить распространение «шовинистической» пропаганды украинских интеллигентов-«самостийников» среди широких масс населения[928].

Действительно, украинские националисты не проявляли особого интереса к большевистским преобразованиям в ДВР. Из 23 872 человек, зарегистрированных в Приамурской областной раде осенью 1922 г. лишь 128 были записаны как члены РКП(б) и 1185 как симпатизирующие коммунистам[929]. Власти Приамурской области утверждали, что украинцы разделяются на три категории. Националисты, «идеализировавшие» независимое Украинское государство и стремившиеся к национальному самоопределению, были в меньшинстве; некоторые русифицированные украинцы считали себя частью русского народа; большинство украинских крестьян не определилось со своей принадлежностью, но было склонно поддержать Украину и покинуть ДВР[930]. В то же время дальневосточные украинские активисты критиковали украинское население за отсутствие «чувства общности национальных интересов» и самоидентификации как граждан Украины[931]: таким образом, отторжение большевиков было не чисто украинским феноменом, а частью общекрестьянских тенденций. Впрочем, антиукраинская позиция Дальбюро апеллировала скорее к российскому (русскому) национализму, чем к «антишовинистическому» интернационализму многих чиновников ДВР. В годы Первой мировой войны прошла антиукраинская кампания, обвинявшая украинских националистов в пронемецких симпатиях, а летом 1922 года по Амурской области имели хождение листовки, сообщавшие о связях украинских организаций с Японией[932].

Исключение тюрко-татар было, вероятно, связано с позицией многих татар и башкир, которые не признавали ДВР. Часть из них оставалась в рядах каппелевцев, а часть поселилась в зоне отчуждения КВЖД, на которую ДВР претендовала, но которую не могла контролировать. Некоторые областные чиновники ДВР, однако, заявляли также, что тюрко-татары составляют часть российской нации и потому в автономии не нуждаются. Наконец, их лояльность по отношению к исламу тоже играла роль: многие татары предпочитали объединение по религиозному, а не по этническому принципу, и при большевистской организации в Чите существовала мусульманская секция[933].

Впрочем, тот факт, что евреям и бурятам было позволено (или предполагалось позволить) строить свою автономию, доказывал, что Дальбюро не отвергало религиозность как таковую. Хотя Конституция провозглашала ДВР светским государством, она вместе с тем гарантировала свободу вероисповедания[934]. Читинские власти избегали антирелигиозной политики, хотя некоторые буряты-большевики и высказывали антибуддистские взгляды[935]. Кроме того, на территории ДВР в 1921–1922 годах продолжалось обновленческое движение, стремившееся модернизировать буддизм, а значит, было место для компромисса между большевиками и религией. Первый Всебурятский съезд буддистов, состоявшийся на территории ДВР (в Ацагатском дацане) в октябре 1922 года, выдвинул обновленческую программу, которая, в частности, предусматривала включение западной медицины в программу тибетского медицинского образования[936].

Но отдельные законы о еврейской и корейской автономии так и не были приняты. Хотя Положение об обществах и союзах, опубликованное 8 августа 1922 года, узаконило формирование национальных и религиозных организаций, было неясно, дает ли оно право на создание местных культурно-национальных автономий. Кроме того, в формировании подобных организаций могли принимать участие лишь граждане ДВР: таким образом, большинство корейцев автоматически исключалось[937]. Похоже, что у большевиков ДВР не было последовательной позиции по управлению разнообразием. В августе 1922 года Дальбюро утвердило «Тезисы о внутренней политике» и «Тезисы по национальной политике». Первые предлагали внедрять местную культурно-национальную автономию в качестве временной меры, а вторые отвергали ее, заявляя, что национальная политика в ДВР ничем не отличается от таковой в РСФСР, где местная или экстерриториальная автономия не существует. Министерство по национальным делам под руководством Амагаева все же составило законопроект о местной культурно-национальной автономии для украинцев, корейцев, евреев и тюрко-татар, основанный на тех же демократических принципах, что и прежние проекты (хотя и исключавший иностранных граждан), но 19 октября 1922 года он был отвергнут коммунистической фракцией правительства[938].