Читать книгу "Человек раздетый - Катерина Гордеева"

– О да. Как у Пастернака: «Что сравнится с женскою силой? Как она безумно смела!» Думаешь, эта женская сила в России уже проснулась?

– Как минимум, просыпается.

– К этому шло последние сто лет. С 1904 года в России не было и трех лет, когда бы не убивали мужчин: начиная с Русско-японской войны – война и репрессии, репрессии и война.

За эти сто лет из-за постоянной убыли лучших, сильных, храбрых, погибающих в войнах и конфликтах мужчин вышло так, что женщины в России оказались гораздо более высокого качества и самих их – больше. Пока мужчины гибли в войнах и лагерях, на женские плечи падали все традиционные женские заботы плюс заботы по содержанию и защите семьи, которые обычно несут мужчины.

В этом смысле западная феминистическая повестка у нас совершенно ожидаемо не была понята: она не состыковывалась с потребностями российских женщин. Западным феминисткам хотелось, чтобы женщины так же, как и мужчины, работали, принимали участие в общественной, социальной и трудовой жизни. А наши женщины, замученные двойной нагрузкой, мечтали как раз иметь положение, против которого на Западе так протестовали. Когда пашешь, как лошадь, знаменитые три К – Kinder, Küche, Kirche – это мечта: сидеть дома, варить суп, делать с детьми уроки и ходить в церковь.

Впервые я столкнулась с этим, на грани комического, непониманием в восьмидесятые, когда американские феминистки приехали в СССР и стали говорить о том, что их волнует, а наши их вообще не поняли. Те феминистки требовали разрешить аборты (там они были запрещены), настаивая на свободе женщины заводить ребенка, когда она хочет, а русские девочки сидели и кивали: «Да-да, аборт – это ужасно, обезболивания никакого, просто по живому дерут». Вопросы и ответы были прямо перпендикулярны друг другу, а проблемы практически ни в чем не совпадали: одних беспокоило одно, других – другое. Но я не сторонник феминистических идей, хотя и получила несколько лет назад премию имени Симоны де Бовуар.

– Она же идеолог мирового феминизма.

– Да! На награждении я оказалась в компании ярых феминисток, жутко агрессивных – не самая приятная для меня компания.

– Начало XXI века войдет в историю как время, когда уже не только какие-то отдельные продвинутыеженщины борются за свои права и свободы. Женщины по всему миру объединяются и выступают против того, что прежде считалось в порядке вещей и даже воспринималось как, например, завоевания сексуальной революции.

– Мне эта ажитация вокруг #metoo кажется дико глупой. Прямо начиная с дела Вайнштейна, которое было своего рода спусковым крючком всей этой кампании. Знаешь, люди, которые в кино или театре немного побывали со стороны кулис, прекрасно знают, что режиссеры и продюсеры от баб отбиваются: молодые (или немолодые) актрисы в своем страстном желании получить роль обычно ни перед чем не останавливаются и готовы на всё. И уж я не знаю, какая здесь пропорция между негодяями-мужчинами, которые жаждут воспользоваться девичьей слабостью и желанием построить карьеру, и женщинами, готовыми глотку перерезать себе, подружкам и конкуренткам, для того чтобы получить роль и оказаться в удачном месте. Я все-таки немножко в театре постояла и кое-что знаю про него, мне вся эта история смехотворна.

– Но она тем не менее не сбавляет обороты.

– Эта кампания мне кажется направленной против одной из мощнейших индустрий XX века, которая собиралась хозяйничать и в XXI. Речь идет об индустрии украшения женщины. Всё настроено на то, чтобы женщина с каждым годом становилась все более привлекательной и сексапильной. Мода заточена на этот сексапильный облик как раз с шестидесятых годов прошлого века, о которых ты говоришь как о времени сексуальной революции. Знаешь, что было ее символом?

– Что?

– Мини-юбка.

– У вас была?

– А как ты думаешь? Конечно, была. Кожаная, из кожаного дивана лично мною сооруженная: я содрала старую обшивку и сделала себе кожаную мини-юбку, первую у нас в округе. Но не в этом дело. Дело в том, что эти голенькие ножки, которые открывает мини-юбка, до сих пор находятся в противофазе с теми, которые прикрывают шароварами или длинными платьями адепты другого культурного кода. Есть совершенно гениальный эпизод у Стриндберга: начало XX века, муж умирает от желания развестись, так как семейная жизнь не складывается. Но вот он спускается к завтраку, чтобы сообщить жене о скором разводе, они садятся и тут… она делает одно-единственное движение: слегка приподнимает юбку так, что становится видна часть ноги, крошечный кусочек – где-то внизу около ступни. Он смотрит на эту ножку и понимает, что развестись он не может. Представляешь?!

Я думаю, очень полезно смотреть, как изменилась за XX век вся эта гендерная история. Хотя две глобально важные стратегии по-прежнему живы и правят миром.

– Какие?

– Первая – маленький пальчик, выпущенный из черных одежд: он блеснет, мужчина умрет от восхищения и выберет его обладательницу. Вторая – в русле маховика индустрии красоты. Она направлена на то, чтобы женщина выглядела всё более и более сексуально привлекательной, зовущей – взять хотя бы то, сколько женщины тратят денег, сил и времени на косметику, наряды, белье; я тут видела бюстгальтеры за полторы тысячи евро, прямо обалдела. Согласно этой стратегии, максимально продемонстрировавшая себя женщина – косметика, отсутствие одежд – как будто говорит: вы на меня обратите внимание, а я уж сама выберу, кто мне из вас понравится. Эти две стратегии абсолютно противоречат друг другу. Но кажется, победила та, при которой женщина – выбирает.

– Так это и есть одна из линий феминизма.

– И да, и нет. Ведь выбирает она, по сути, из тех, кто выбрал ее. Но всё это прекрасно сочетается: с одной стороны, феминистки суровы и жаждут равноправия, с другой – им хочется быть выбранными.

Здесь масса дико смешных вещей, но вот тебе актуальная проблема культурной антропологии: как в этих новых обстоятельствах растить детей, девочек, например? Как их ориентировать? Покупать им бело-розовые платьица или спортивные костюмы? Кроссовки или лакированные туфельки?

Мою внучку Марьяну ее мама всегда наряжала очень по-девчачьи, но теперь она подросла, и я вижу, как сама она выбирает моду, исключающую половую или сексуальную маркировку: джинсы, кроссовки. Да и мы все вокруг стали носить одинаковые куртки с капюшонами. Если и есть отличие – так в том, на какую сторону пуговицы застегиваются. Я так и одеваюсь.

– Сразу после кожаной мини-юбки перешли на одежду унисекс?

– В юности тряпки меня занимали, если честно, и я всегда одевалась очень экстравагантно. Мама моя приходила в ужас, когда я надевала свою кожаную мини-юбку, сверху – купленную в комиссионном магазине защитного цвета армейскую американскую рубашку, подпоясывалась и вставала на пятнадцатисантиметровые шпильки. Я считала, что очень круто одета. Я шла по улице, и на меня оборачивались. А потом как-то всё утихло. Я очень спокойно теперь одеваюсь, хотя и не надеваю на себя ничего случайного. И есть, разумеется, вещи, которые я не надену никогда.