Читать книгу "Колумбы иных миров - Юлия Федотова"

— За такую гадость еще и расплачиваться?! — выпалила диса в сердцах. — Обойдется!

На самом деле ей вовсе не улыбалось увидеть любимого брата по оружию бородатым. Но на что только не пойдешь ради спасения мира!

— Отчего бы тогда просто не попросить, чтобы Хельги стал выглядеть старше? — поинтересовался здравомыслящий Максим Александрович.

Но было уже поздно. Борода приросла мгновенно, даже чернила не успели высохнуть. А высказывать повторную просьбу Хельги не решился. Чтобы не накликать беду.

1 мая.

Вот уж не думал я, что и мне однажды в жизни доведется испытать, каково это — носить бороду. У спригганов, к коим я отношусь по рождению, борода не растет — атавизм, доставшийся нам от предков-эльфов. Да простит меня профессор Донаван за несколько вольное употребление термина!

Меня это всегда удручало. Борода к лицу всякому настоящему воину (если таковой не дама). С бородой любое существо выглядит солидно и представительно, как и подобает зрелому мужу.

Но видят боги, чтобы привыкнуть к этому украшению, требуется время! Борода должна отрастать постепенно, естественным путем, и состоять из волос собственных. А когда на твоей физиономии вдруг появляется нечто вроде корабельной швабры, чужое и жесткое, при этом ты ощущаешь каждый волосок будто живой — это испытание не для слабонервных. Но ничего не поделаешь, красота требует жертв.

Правда, Меридит говорит, что и красоты-то никакой нет. Будто бы вид у меня идиотский. Я ей не верю. Просто она излишне консервативна в вопросах моей внешности. Да к тому же борода неаккуратно пострижена, и уже нет времени приводить ее в порядок. Пока сойдет как есть, а позже я подровняю ее, причешу — она станет выглядеть совсем иначе.

Сейчас я дописываю последние строки, и мы отправляемся к храму всей компанией. Вдруг и дамам нашим удастся просочиться незамеченными. А нет — подождут снаружи. Если что — помогут отбиваться от охраны, так они решили.

Надеюсь, сегодня дело обойдется без непристойных оргий…

Хельги чертил руны размашисто и неровно. Нетерпеливая Энка уже давно торопила: "Ну что вы там застряли?! Как воры на ярмарку!" Но Хельги решил непременно довести запись до конца. Вдруг ему сегодня суждено погибнуть, и он так и не успеет поделиться своими удивительными ощущениями от "внезапной бороды" с "почтенными читателями, имей таковые место быть". В конце концов, дочь сенатора Валериания окончательно потеряв терпение, бесцеремонно выхватила книгу из его рук. И они пошли "на дело", к слову, гораздо более подходившее наемным убийцам, нежели профессиональным воинам, поскольку требовало совершено иных боевых навыков.

На улице было суетно и весело. Толпы народу — и паломники, и горожане — стекались к храму. Знали: внутрь пустят не всех, так хоть рядышком постоять, испить благодати. Прохожие, люди и нелюди, знакомые и незнакомые, приветливо кланялись друг другу, обменивались поздравлениями.

Под стать праздничному настроению была и погода. Дожди, лившие все последние дни, прекратились, тучи ушли. Яркое, умытое солнце, отражаясь в бесчисленных лужах, лужицах и сточных канавах, сверкало, нещадно слепило глаза. Воздух был по-особому свежим. Деревья стояли в нежно-зеленой дымке — поздновато, но все же добралась и до этих мест настоящая весна. Приветствуя ее, долгожданную, радостно и бестолково орали птицы. Гадили на головы прохожих, но те, вместо обычной брани, лишь улыбались: "Умран милости послал!"

Максу думалось: все это уже было, было много раз! Добавить сюда красных флагов и воздушных шариков — получится настоящий Первомай. А если яйца с куличами — тогда Пасха. Кому что нравится. Настроение было приподнятым. Сказывалась обстановка и привычка — раз первое мая, значит, праздник. И не суть важно, какой — Солидарности трудящихся, Величания ли… Главное, общий настрой, это с детства знакомое ощущение наивной радости от того, что солнце светит, и всем вокруг весело: и жить хорошо, и жизнь хороша. Вот только шел он с этим светлым настроением не демонстрировать единство мирового пролетариата, и не поклоняться добрым богам. Он шел убивать. Или быть убитым. Как уж повезет.

Путь до храма был неблизким — через весь город. Каждый из паломников, по тем или иным соображениям не оставшийся в лагере, все равно стремился поселиться как можно ближе к "источнику благодати". И тем, кто приходил позднее, доставались все более отдаленные районы.

Всю дорогу Энка немилосердно шпыняла Хельги: "Оставь свою бороду в покое! Что ты ее все время теребишь, как придурок? Со стороны можно подумать, у тебя блохи!" Хельги смущенно отдергивал руки от своего рыжего украшения. Но спустя несколько минут забывался и снова начинал перебирать пряди, скручивать в жгутики, наверчивать на палец — с непривычки. Кроме того, ему было нестерпимо жарко в черной вязаной шапочке, поэтому общего радужного настроения он не разделял.

Никакого специального плана убийства у друзей не было. Решили действовать по обстоятельствам. Самым удачным было бы пустить стрелу. Но разве стража пропустит с оружием?

— Пропустит! — уверенно пообещал демон-убийца. — С луком или там с мечом, конечно, остановят. А с моей маленькой кочергой из иного мира — нет! Не поймут, что это оружие.

— Ты о чем? — удивился Макс. — Какая кочерга?

— А вот! — Хельги полез в свой мешок. — Я тебе показывал, ты забыл?

На ладони его лежал черный офицерский вальтер времен Второй мировой с надписью "Партайгеноссе Раттмайеру от сослуживцев".

— Это называется пистолет, — сказал Макс наставительно.

— Пистолет, — повторил Хельги. — Смешное слово. Мне не нравится. Я стану звать его кочергой, уж не обессудь.

Макс не возражал. Пусть будет кочерга, лишь бы стреляла.

Праздник Величания Павел Степанович назначил на первое мая не случайно. Это был день его рождения. А название придумал просто так, из головы. Оно ничего не значило. Звучит пышно, народу нравится — ну и хорошо.

Себя, родного, Павел Степанович всегда очень любил. И день своего рождения тоже — он ведь не баба, чтобы кокетничать: "Ах, годы уходят! Ах, для меня это не праздник, не поздравляйте!" И отмечал он этот день с удовольствием, на широкую ногу. Всегда. И в прежние времена — с шашлычком и водочкой, и, тем паче, в нынешние — с народными гуляниями и торжественными молебнами.

На этот раз все вышло иначе — никакой радости! Не до торжества ему было — он сходил с ума! В буквальном смысле слова. Вот уж два месяца как… Голоса — первый признак сумасшествия. А он слышал голоса. Вернее, голос. Один. Знакомый, странный, нечеловеческий — таким разговаривал умирающий прорицатель. "Идут, идут! Они идут за тобой! Они близко. Они рядом! Беги, беги, спасайся!" И еще: "Убей их! Убей, убей, убей!" Он гнал его от себя, затыкал уши, но голос возникал как бы внутри головы, и не было от него избавления. Моментами он стихал, особенно днем, на публике. Но потом звучал с новой силой. Павел Степанович, он же Всеволод, пытался сбежать — уехал в Дрейд, подальше от собственных "владений". Но голос и там его нашел, заставил вернуться. А в последние дни он стал особенно настойчивым. К нему присоединились и видения. То в снах, то наяву приходили образы — разные твари, люди и нелюди, парни и девки, с бородами и без. На них были белые рясы — не по праву. Они хотели одного — убивать! Они приближались…