Читать книгу "Скучаю по тебе - Кейт Эберлен"

Когда свет фар выхватывает указатель на «Виллу Винчиана», нарисованный от руки, я вздыхаю с облегчением. Нам все-таки удалось найти дорогу назад. Но мне хочется, чтобы мы продолжали ехать дальше. В машине мы словно в исповедальне, здесь можно говорить только правду. И ни один из нас еще не рассказал полной истории своей жизни.

Машина скачет по проселочной дороге, и мы заезжаем на парковку, выбивая гравий из-под колес. Гус выключает машину, и мы остаемся в тишине и полной темноте. Все те вопросы, которые можно было обсудить на ходу, теперь кажутся слишком личными и неловкими.

– И ты стала писательницей? – спрашивает он.

– Нет, я пишу только в свободное время. Знаешь, все говорили, «когда Хоуп встанет на ноги», но никто не думал, что это когда-нибудь произойдет. И вот она выросла и стала независимой, и я почувствовала, что ничего не сделала в своей жизни. И тогда я начала писать книгу. Чтобы придать своей жизни хоть какую-то ценность и смысл. И, наверное, отчасти ради того, чтобы иметь историю нашей жизни, если Хоуп вдруг захочет знать о том, как она жила раньше, хотя, если честно, вряд ли она захочет…

Он молчит. Думаю, понял ли он, что я имела в виду?

– Так ты стал врачом? – спрашиваю я.

– Да, приходится зарабатывать, чтобы платить ипотеку. Я хочу, чтобы у девочек был свой дом, куда можно возвращаться, пока им это нужно. Хотя в их последний приезд мне показалось, что дом им уже не нужен. И это, наверное, хорошо. Как ты сказала, надо научиться отпускать тех, кого любишь, чтобы они могли не зависеть от тебя. – Он грустно смеется. – Просто мне бы хотелось, чтобы это случилось не так быстро.

– А где твой дом? – спрашиваю я.

– На Портобелло-роуд.

– Портобелло?

– Да, в самом начале, рядом с рестораном «Солнце в зените».

– Так ты живешь в одном из этих разноцветных домиков?

– Да! Ты хорошо знаешь район?

ГУС

Мои девочки сделали себе татуировки в салоне, которым она управляет. Она всякий раз замедляет ход у моего дома, когда пробегает мимо. Мы почти каждый день пили кофе в одном и том же кафе два года подряд. Но она ни разу не наткнулась на меня, разлив свой латте.

– Господи, мне пришлось упасть в обморок, чтобы ты наконец меня заметил!

В Лондоне столько огней, что ты не видишь звезд на небе. Но здесь так темно, что черный бархат неба, кажется, усеян миллиардами бриллиантов.

– Как думаешь, – говорит Тесс, когда мы стоим и смотрим на небо, – если бы у всех людей на Земле были такие световые датчики, то, глядя на мир с неба, можно было бы увидеть, что пути всех людей все время пересекаются, словно кружат петлями вокруг них, как у нас с тобой?

– Нет. Мне кажется, то, как это у нас сложилось, – это так с… странно.

Я хотел сказать, «это так суждено», но в голове сразу возник голос Шарлотты: «Разве что-то может быть суждено?» Шарлотте сейчас не место в моей голове.

– Странно?

– Сказочно? – предлагаю я вариант.

– «Сказочно» – отличное слово, – говорит Тесс.

Мы дрожим во время поцелуя, потому что, кажется, теперь гораздо больше поставлено на карту. Теперь мы оба знаем, чего каждый из нас ждет.

Губы Тесс на вкус отдают грушей и сливками, и я, когда закрываю глаза, вижу ее улыбку. Она словно радуга – ее уже почти не видно, но ты знаешь, что она еще на небе.

Где-то рядом ухает сова.

– Можно я возьму тебя за руку? – спрашивает Тесс, когда мы идем в темноте по неровной дорожке.

– Чертовы вьетнамки!

– Я забыла взять нормальную обувь, потому что боялась опоздать на самолет.

Если бы она опоздала на самолет, то была бы сейчас здесь? Прилетела бы следующим рейсом? Оказались бы мы с ней тогда в одно и то же время в Сан-Миниато-аль-Монте? Похоже, сама судьба свела нас, но эта связь кажется такой хрупкой.

Мы снова целуемся на каменных ступенях у входа в ее комнату. И когда мы отрываемся друг от друга, я веду ее наверх по лестнице, и она теряет одну вьетнамку. Мы смотрим, как она падает вниз, и слышим, что кто-то идет сюда. Мы роняем ключи, потом в спешке возимся со старым железным замком и наконец врываемся в комнату и быстро закрываем за собой дверь, пока нас не обнаружили. Мы стоим, прижавшись спиной к двери, стараясь не дышать, словно беглые заключенные, пока шаги не проходят мимо двери и не удаляются.

В темноте моя рука находит руку Тесс, мои губы – ее губы, моя кожа – ее кожу. Желание так велико, что мы готовы вселиться друг в друга, отдаваясь целиком, так, словно это последнее, что есть у нас в жизни.

Когда я просыпаюсь, комнату слабо освещает солнце, пробиваясь сквозь щели в ставнях. Тесс спит рядом, темные кудри на белой подушке. Ее лицо такое умиротворенное и нежное.

Я тихо вылезаю из-под простыни, натягиваю шорты и крадусь к двери, выхожу без единого звука.

На террасе тихо и пустынно, но завтрак уже накрыт. Я набираю в карманы фруктов и булочек. Шеф застает меня у кофемашины.

– Mi dispiace, – говорю я. – Non posso lavorare… una cosa molto importante.

«Простите, я не могу работать… очень важное дело».

Наверное, надо было объяснить ему это по-английски.

Шеф смотрит на два стаканчика кофе в моих руках и, подмигнув, говорит:

– Amore!

Он же итальянец, он понимает, что в этой жизни важно.

По пути я подбираю потерянную вьетнамку.

Я понимаю, что надо было взять ключ, потому что теперь мне придется ее разбудить.

Я тихонько стучу в дверь.

– Кто там?

Голос у нее взволнованный. Неужели она подумала, что я могу тайком от нее сбежать?

– Это я!

– Пароль! – требует она с нервным смехом в голосе.

– Завтрак.

Она открывает старую деревянную дверь и шмыгает обратно в постель, натягивая на себя простыню.

Стаканчики с кофе стоят на подошве потерянной вьетнамки, как на подносе. Я ставлю по стаканчику с каждой стороны кровати. Потом кладу Тесс в рот клубнику и наклоняюсь поцеловать ее клубничные губы. И когда она улыбается, слова, которые бурлили во мне, как пузырьки шампанского, с того момента, когда мы стояли рядом под солнцем у Сан-Миниато-аль-Монте, вырываются на свободу:

– Кажется, я тебя люблю!

Ее реакция прекрасна – она совершенно искренне удивлена и счастлива, как ребенок в рождественское утро.

– Нет, мне не кажется! Я люблю тебя! Я тебя люблю! – Меня разрывает от счастья, что я сказал это. – Ты – невероятная, у тебя потрясающее тело…

– Нет! – Вдруг она поднимает руку и отворачивается, устремляя взгляд куда-то сквозь закрытые ставни.