Читать книгу "Че Гевара. Важна только Революция - Джон Ли Андерсон"

IV

Со стороны могло показаться, что при распределении самых лакомых должностей Че и Рауль оказались лишними. Рауль был назначен военным губернатором Орьенте, а Че достался второстепенный пост «начальника гарнизона Ла-Кабаньи». Но названия этих должностей лишь вводили в заблуждение. Фидель стремился придать революционному режиму видимость умеренности, надеясь избежать преждевременной конфронтации с США, — он громогласно отвергал обвинения в «коммунистическом влиянии», — а тем временем Рауль и Че секретно работали над укреплением связей с НСП и усилением опоры Фиделя в вооруженных силах.

Че по-прежнему жил в очень напряженном режиме. 13 января он открыл в Ла-Кабанье «Военно-культурную академию». Помимо общеобразовательных дисциплин, в академии должны были заниматься «политическим информированием» военных. Там проводились курсы по основам гражданственности, истории, географии, кубинской экономике, «экономическим и социальным особенностям латиноамериканских республик» и текущим политическим событиям. Каждый вечер в нескольких кинотеатрах крепости показывали фильмы. Че основал полковую газету «Ла-Кабанья либре», а затем помог начать выпускать «Верде оливо», газету Революционных вооруженных сил.

В конце января у Че появилась дополнительная должность «главы Отдела по обучению Революционных вооруженных сил», — но и этим его деятельность не ограничивалась. По приказу Фиделя, он тайно встречался с Раулем, Камило, Рамиро Вальдесом и Виктором Пиной из НСП. Их целью было создание нового аппарата госбезопасности и разведки. Появившееся в итоге Агентство государственной безопасности было отдано в умелые руки Рамиро Вальдеса, в военное время бывшего помощником Че. Освальдо Санчес, член Политбюро НСП и глава его «военного комитета», стал заместителем командующего.

Тем временем со всего полушария на Кубу возвращались эмигранты. Чтобы привезти на родину живших в Буэнос-Айресе изгнанников, туда был отправлен самолет, и семью Гевара тоже пригласили прилететь на нем на Кубу. Родители Че, его сестра Селия с мужем Луисом Арганьярасом и Хуан Мартин, которому исполнилось уже четырнадцать, приняли предложение. (Роберто и Ана Мария вынуждены были остаться дома из-за семейных дел и работы, они встретятся со своим знаменитым братом только через два с половиной года.) Семья Гевара прилетела в Гавану 9 января, и, как всегда эмоциональный, Гевара Линч поцеловал землю в гаванском аэропорту Ранчо Бойерос. «Нас сразу окружили бородатые солдаты, — пишет он, — одетые в очень грязную форму и вооруженные винтовками и пулеметами. Последовали обязательные приветствия, и они спешно повели нас во внутренние помещения, где ждал Эрнесто. Как я понимаю, они хотели сделать ему сюрприз, и сын узнал о нашем приезде лишь за несколько минут до того. Моя жена бросилась к нему в объятия и не могла сдержать слез… Вскоре и я обнял сына. Прошло шесть лет с тех пор, как я последний раз видел Эрнесто».

Почетных гостей разместили в номере-люкс отеля «Хилтон», лишь несколькими этажами ниже комнат Фиделя. Поскольку отель был де-факто местом расположения правительства, в его роскошном холле стоял невероятный шум — галдели лохматые партизаны, кругом толкались журналисты, просители и растерянные американские туристы, чей отпуск нарушила революция. Оставшись наконец наедине с сыном, Гевара Линч достал несколько бутылок аргентинского вина, тех марок, что Эрнесто так любил в Аргентине.

«При виде этих бутылок его глаза засияли… Эрнесто, конечно, вспомнил счастливые времена, когда вся семья жила в Буэнос-Айресе». Пока они отмечали встречу, Гевара Линч наблюдал за сыном и решил, что «телосложением, речью и радостным настроением» он ничем не отличается от «того мальчика, который шесть лет назад холодным июльским днем уехал из Буэнос-Айреса».

Однако, похоже, Гевара Линч выдавал желаемое за действительное. Его сын Эрнесто стал теперь «Че», человеком, которым хотел быть. Наверное, Эрнесто был рад увидеть своих родных, но время для их приезда было выбрано самое неподходящее. Не успела семья расположиться в «Хилтоне», а Че уже должен был мчаться в Ла-Кабанью, на заседания трибуналов, которыми он руководил.

Весь январь в Ла-Кабанью ежедневно привозили арестованных, подозреваемых в военных преступлениях. В основном это были не главные приспешники павшего режима: большинство их сбежало еще до того, как повстанцы взяли город под контроль и перекрыли воздушное и морское сообщение, а многие скрывались в иностранных посольствах. Среди тех, кто остался, были, главным образом, депутаты, рядовые чивато и полицейские, проводившие пытки. И тем не менее, будучи верховным обвинителем, Че подходил к работе с необычайной ответственностью, стены крепости еженощно оглашались звуками пальбы расстрельных команд.

«Там было более тысячи военнопленных, — рассказывал Мигель Анхель Дуке де Эстрада, которого Че поставил во главе комиссии по чистке, — и все больше прибывало с каждым днем, у многих не было документов, личных дел. Мы даже имена знали не у всех… Че всегда ясно понимал, как важно провести чистку и осуществить правосудие над военными преступниками».

Суды начинались в восемь-девять часов вечера, и, как правило, вердикт был готов к двум-трем часам ночи. Дуке де Эстрада работал вместе с Че. Его обязанности заключались в том, чтобы собирать доказательства, допрашивать обвиняемых и подготавливать слушания.

«Че советовался со мной, — говорит Дуке, — но главным был он и последнее слово всегда оставалось за ним. Почти по всем решениям мы с ним были единодушны. Примерно за сто дней мы провели пятьдесят пять казней через расстрел, нас за это сильно критиковали, но мы подробно и честно рассматривали каждое дело и не принимали необдуманных решений».

Двадцатиоднолетний бухгалтер Орландо Боррего был назначен Че управляющим финансовыми делами Ла-Кабаньи, но сверх того получил еще должность председателя трибунала. «Это было очень сложно, ведь [большинство из нас] не имело судейской подготовки, — вспоминал Боррего. — Первостепенной нашей заботой было сделать все, чтобы возобладали революционная мораль и справедливость, не допускать неоправданных приговоров. В этом отношении Че был очень скрупулезен. Никого не расстреливали за то, что он ударил арестанта, но если имели место жестокие пытки и убийства, то тех, кто их совершал, приговаривали к смерти… Дело разбирали, приглашали свидетелей, приходили родственники убитого или замученного или же приходил сам подвергшийся пыткам и предъявлял суду их следы на теле, показывал все следы пыток, которым подвергся».

Каждый вечер Че разбирал дела вместе с судьями, но, разъясняя свою роль в судах одному враждебно настроенному журналисту кубинского телевидения, он сказал, что никогда не присутствует на судах и с подсудимыми не встречается: он изучает их дела на основе представленных материалов в одиночестве, чтобы беспристрастно вынести взвешенное решение.

В течение следующих нескольких месяцев на Кубе были привлечены к ответственности и казнены несколько сотен человек. Имели место и казни без суда и следствия. Наиболее известна массовая казнь, которую организовал Рауль вскоре после взятия Сантьяго: бульдозерами вырыли ров, и семьдесят приговоренных пленных выстроили перед ним, после чего скосили из пулеметов. Эта казнь послужила окончательному формированию репутации Рауля как безжалостного, склонного к насилию человека, и эта репутация его сохраняется по сей день.