Читать книгу "Девятая квартира в антресолях - Инга Кондратьева"

– Запрягай мне повозку, Филимон, со мной поедешь, – велела Таня, – а барину седлай…

– Никого не велено! Уж как тетушка ваша разорялась из-за орловца нашего. Больше сказано Сергея Осиповича близко к лошадям не подпускать, а то шкуру сдерет. С меня.

– Я б тебя подвезла, да тебе в другую сторону от стрелки. Езжай на извозчике, и так сколь времени упустили! – Таня протянула брату несколько мелких купюр и уселась с коляску.

Она нашла особняк Полетаевых и послала Фильку бродить мимо решетки забора и подслушивать разговоры. Они видели, как во двор несколько раз выбегала толстая тетка из бокового флигеля, которая явно кого-то ждала, расспрашивала дворника, выглядывала за ворота. Из обрывков фраз Филька, который спрятался за столбом ограды, вынес соображение о том, что барышня еще не вернулись, и хозяин еще не вернулись, и кучер их не вернулся, а тетка очень волнуется за отсутствием их всех, не знает куда кинуться, а в полицию без указания барина пойти не решается. Тогда Татьяна велела отъехать чуть назад, чтобы видеть ворота и улицу впереди и приказала смотреть в оба.

***

Лиза простояла на дороге не меньше часа. Она боялась уходить с того места, где ее оставил Сергей, и все ждала, что вот-вот он за ней вернется. Солнце пекло, шляпы у нее давно не было и со временем все сильнее ее охватывало чувство безнадежности и обиды. Он не приедет! Он бросил ее. Она ему больше не нужна. «Лиза – Вы бесприданница!» Боже! Какой стыд. Что скажет папа! А она-то, она! Час назад она валялась в поле, а руки мужчины шарили у нее под юбкой! Грязь какая! И это он! Он! Не может такого быть.

Чувство обиды сменилось чувством омерзения и заставило Лизу двигаться. Ей захотелось срочно смыть с себя весь этот ужас. Ну, хотя бы просто умыться холодной водой. Она повернулась и пошла в противоположную от города сторону. Тут-то она знала каждый куст, была как у себя дома и пошла по направлению к Луговому. Где-то посередине пути между усадьбой и селом был пологий спуск к реке – туда они ходили купаться еще малышами. Пока Лиза дошла до него, она совсем измаялась от жары, но зато это заглушило самоуничижительные мысли. Осталось только одно желание – вода.

В этот час у реки не оказалось ни одного человека. После утренних работ все уже давно прошли с поля, а теперь сидели по домам и ждали, пока спадет жара. Не было даже ребятишек. Лиза приподняла юбки и стала заходить глубже, где вода была чище, чтобы умыть лицо. Ботиночки у нее были высокие, закрывали всю щиколотку, на шнуровке – снимать долго. Ничего, не успеют намокнуть. Тут со стороны дороги раздались шаги и мужские голоса. Лиза обернулась лицом к берегу. Двое мужиков – один сильно пожилой, а другой – молодой парень, шли куда-то по делам, но остановились, заметив Лизу в воде. Младший присвистнул.

– Погодь! – шикнул на него старшой и стал спускаться к песчаной кромке.

Лиза страшно испугалась и сделала еще несколько шагов к середине реки. Потом поняла, как высоко уже задраны ее юбки и отпустила их вовсе. Они тут же намокли и отяжелели. Течение тут было хоть и не очень стремительным у берега, но усиливалось с глубиной. Лизу стало затягивать и сносить.

– Барышня! А чего ты там? Иди к нам? – как-то очень ласково позвал ее старик и сделал шаг в воду прямо в сапогах.

Лиза молчала, стараясь удержаться на ногах.

– Иди на бережок, чего удумала? – продолжал уговоры дядька, и еще на шаг продвинулся к Лизе. – Ну, иди сюда, милая. А то тебя сом утащит! Тут большо-оооой сом живет. Столетний! Во-ооон там, на стремнине. Иди сюда.

– Вы неправду говорите, – голос Лизы дрожал, но байка про сома, вместо того, чтобы напугать ее еще больше, почему-то разрядила обстановку. – Нет там никакого сома. Сом жил под корягой, но это версты две вверх по течению, да и того уж сколь лет назад выловили.

– А ты почем знаешь? – изумился дедок.

– Так все ж тогда бегали смотреть, как его телеги объезжают – он всю дорогу лежа перегородил. Так и валялся несколько дней, пока тухнуть не стал. Его потом закопать велели.

– Да ты, никак, здешняя? – вглядывался в нее мужик.

– Да не барина ли то дочка? – вдруг догадался молодой парень на берегу. – А чего ж одна-то?

– Ты ли? – спросил дядька и Лиза кивнула. – А меня помнишь?

– Степаныч? – прошептала Лиза, улыбнулась сквозь слезы и без чувств упала к нему на руки.

– Ах, ты ж, птаха какая! – причитал Степаныч, поняв, что за улов ему достался. – Надо ж срочно! Надо ж что-то… Дохтур-то дома?

– Дык, еще с вечера в Мокрое уехал, там баба рожает.

Степаныч ни на секунду не желал выпускать из рук драгоценную ношу, но ему пришлось передать Лизу парню, пока он сам смог подняться по скользкому теперь бережку на дорогу. С них текла вода, и с Лизой на руках это оказалось сложным. Но как только он стал крепко на ровную землю, то тут же отобрал добычу.

– Куда! А ну, не прижимай барышню! Дай сюда, сам понесу, – свирепствовал Степаныч. – Узнала. Узнала ведь меня! Вот птаха.

– Дядечка, дай я понесу? Тебе ж тяжело, ты старый, – просился у него парень.

– Я те дам старый! Я ее, голубку, хоть десять верст, хоть сколь надо пронесу. А тебе нечего, ручищами своими! А я ее еще крохой помню. Мне только и можно.

– Куда ж мы ее, дядечка? – забегая впереди идущего дядьки, заглядывал ему в лицо парень и рассматривал Лизу.

– К Наталье Гавриловне! Она все знает, как надо.

***

Наталья Гавриловна жила своим домом, тем, что остался после мужа и откуда ушли оба сына. Один насовсем, вечная ему память. А второго она ждала. Ждала, не как с войны ждут – со страхом и отчаяньем последнего упования, а приняв после первых недель метаний его пропажу за испытание и урок. Вот не отпускала никого из мужчин от своей бабьей юбки, все на расстоянии вытянутой руки держала. Себя тешила. А оставшегося младшего, так просто обрекла, именно, что словами его место обозначила, как приговорила. А вот Бог по-другому о нем распорядился. Поэтому ее задача – долгое отсутствие сына принять, если не за радость, то за должное и слезами и своим страхом ему не портить божье предназначенье, потому как не о нем, а о себе эти слезы. А вот, если сможет она выдержать все в спокойствии и светлой молитве, да помочь своему ребенку, где бы он сейчас ни был, тем, что себя сохранить живой, здоровой и дело его отца продолжающей, то, глядишь, и смилостивится Господь. И вернется Митя, живой и невредимый.

Оставшись в доме одна из хозяев, звала она к себе жить старика отца, Гаврилу Стогова, но тот отказался: «Никогда в господских хоромах не жил, нечего и начинать на старости лет!». В доме было полно работящего люда, так что хозяйство в нем спорилось, а сама она осуществляла общий надзор. Деловую часть по мужниному наследству она полностью доверила Андрею Полетаеву, а вот накормить, напоить работников, за приезжими гостями проследить, чтоб все как надо было, по дому и хозяйству распорядиться – это и был ее труд. «Барыней» она себя так и не научилась считать, но то, что все нити сходились на ней, и за советом или указанием все в селе шли к ней, того было не отнять. Одним словом – «Хозяйка».