Читать книгу "Человек со звезды - Сергей Абрамов"

– Мне надо с вами поговорить.

– Ты давно здесь сидишь?

– Не очень. Какая разница?

– А почему не поднялась?

Наташа не ответила, только плечами пожала: мол, не поднялась – и все тут, интересоваться бестактно.

У Александра Павловича опять противно заныло в животе: то ли предчувствовал он, о чем разговор пойдет, то ли просто разволновался, увидев Наташу.

– А школа, значит, побоку? Нехорошо… – Это он по инерции: слышал, что в подобных случаях полагается говорить детям. А вообще-то ему до школьных занятий Наташи дела не было. Он, равнодушный, даже не спросил ни разу, как она учится. – Кстати, как ты учишься?

– В смысле? – не поняла Наташа. Она явно собиралась беседовать о чем-то ином, обсуждение школьных проблем не входило в ее планы.

– В смысле успеваемости.

– На «хорошо» и «отлично», – сухо сказала она. – Мы что, мои оценки будем обсуждать?

Ноющая боль отпустила, и Александр Павлович неожиданно ощутил даже некую приязнь: вот же милая девочка, отыскала его адрес, приехала, ждала невесть сколько, в школу не пошла. И наверняка Валерии – ни слова.

– Что же мы будем обсуждать? – спросил он, обнимая Наташу за плечи, но девочка вдруг напряглась, даже отодвинулась, и Александр Павлович немедленно убрал руку.

– А вы не догадываетесь?

– А я не догадываюсь.

– Я пришла поговорить о маме.

– А что с мамой? – Александр Павлович прекрасно знал, что с мамой, но ведь должен же он был что-то спрашивать…

– Вы прекрасно знаете – что с мамой, – Наташа будто подслушала его мысли.

– Понятия не имею!

– Она – другая, я вам уже говорила. И виноваты в этом вы!

Прямое обвинение Александру Павловичу не понравилось.

– Знаешь, подруга, я за собой вины не чувствую. Никакой.

– Извините, я оговорилась. Не виноваты, а… – Помялась, слово подбирая: – Ну после того, как вы к нам в дом пришли, она другой стала.

Все верно. Именно после того: слепой бы не заметил.

– Какой – другой? Ты можешь говорить внятно? – Александр Павлович решил: с Наташей необходимо быть честным.

Это он, помнится, еще позавчера ночью решил, когда уснуть не мог. А пока тянул время, занудствовал по своему обычаю: стать честным с женщиной – на такой шаг мужество требуется, а его у Александра Павловича не в избытке, подкопить надо. И то ли «подкопил» он, то ли надумал сразу – в омут головой, но вдруг сказал:

– Ладно, не отвечай. Я знаю, что ты имеешь в виду, прекрасно знаю… Но вот интересно: чем тебе не нравится такая мама?

Наташа отвернулась. Смотрела, как малыши толкались в песочнице, кто-то у кого-то ведерко отнимал, выл в голос: еще сопли не высохли, а уже делят имущество, сами себе проблемы создают. С детства и далее – со всеми остановками…

Наташа сказала не оборачиваясь:

– Мне нравится. Мне очень нравится. Я только боюсь.

– Чего ты боишься?

– Что вы уйдете – и она станет прежней.

Ах, умная девочка Наташа, взрослая мудрая девочка!.. И все же не могла она понять то, что мог понять Александр Павлович. Или иначе: хотел поверить, что понял.

– А с чего ты взяла, что я уйду? – спросил и сам себя одернул: ты же хотел быть честным. Так будь! – Нет, подожди. Наташа! Ты умная девочка… – Он встал и заходил туда-сюда вдоль скамейки. Наташа по-прежнему на него не смотрела: вроде бы разглядывала малышей. Она не хныкала, ничего не просила, и от ее каменного молчания Александру Павловичу было еще труднее. – Поверь, мама уже не станет прежней, не сможет, она нашла в себе себя. – Он говорил с Наташей как со взрослой, уверенный, что ей все ясно. – Это главное: найти в себе себя, а мама очень долго не хотела ничего искать, ее вполне устраивало все, что происходит. А теперь, ты права, она изменилась. Может быть, чуть-чуть, всего самую малость, но ведь надо сделать только первый шаг… – Странно, но он говорил не о Валерии. Вернее, не только о Валерии – вообще о женщинах. И плевать ему было на то, что слушательнице десять лет от роду. Главное: она слушала. И похоже, верила, как он и просил. – Самое трудное – сделать первый шаг, но после уже невозможно остановиться: это как снежный ком. Но страшно другое: никто не хочет делать первого шага. Никто! Все кругом говорят: надо, надо, иначе беда, а от разговоров – ни на шаг, прости за каламбур. А Валерия сделала… И это не кто-нибудь, а твоя мама! Ты же знаешь, как она ценит свою разлюбезную независимость, как она трясется над ней. И тебя тому же учит… Ты другая… К счастью…

– Вы уйдете… – упрямо повторила Наташа.

– Ну при чем здесь я? – почти кричал Александр Павлович. – Я – ничто, никто, я для нее – трамплин, рогатка, катапульта: называй как хочешь. С меня только началось. Понимаешь: на-ча-лось! А дальше я не нужен! Ну, был бы другой, не я – все равно началось бы…

– Другой не мог. Никто не мог. А вы смогли…

И тогда Александр Павлович – кто, кто его за руку дернул?! – решился. Выхватил из кармана «портсигар», нажал кнопку: тускло зажглось круглое выпуклое окошко на серебряном, с чернью, антикварном боку приборчика.

– Смотри, Наташа…

– Что это?

– Помнишь то чудо в цирке?

– Когда зал ожил?

– Да-да! Там был прибор «короля магов». А этот – мой. И я его сделал для того, чтобы мама стала другой. Сам сделал!

Наташа протянула руку к «портсигару», осторожно взяла его. Нелепо, не к месту, но Александр Павлович вспомнил цитатку: «берет как бомбу, берет как ежа, как бритву обоюдоострую…» К случаю цитатка подходила…

– Фонарик?

– Он только похож на фонарик. Но когда я включал его, мама становилась такой, как я хотел… – Он добавил: – Как ты хотела.

– И это – все?! – В Наташином голосе был ужас.

– Все! Все! – Александр Павлович испытывал странное, болезненное облегчение: выговорился, ничего не скрыл. Нет больше проблемы!..

– Включить… – Наташа как завороженная смотрела на желтый глазок «портсигара».

– Да! Забери его. Насовсем. Держи у себя. Никому не показывай. Он твой. Только твой. Захочешь – включишь.

– А по какому принципу он работает?

Как ни был взволнован, а все ж отметил: мамина дочка, четких объяснений требует. А в цирке-то не требовала, на веру приняла…

– Какая тебе разница? Работает и работает. Ты как мама… Не открывай, не надо: другого я сделать не смогу. Знаешь: это было у меня как наитие. Чудо, если хочешь… Вдруг осознал: требуется чудо, – он невольно повторил слова Гранта, – и я его сотворил.

– А если сломается?

– Он никогда не сломается, не беспокойся…