Читать книгу "Дом духов - Исабель Альенде"

— Вы хорошо выглядите, Трансито, — сказал я, подсчитав, сколько десятилетий прошло с нашей первой встречи.

— У меня все хорошо сложилось, хозяин. Помните, когда мы познакомились, я сказала, что когда-нибудь стану богатой, — улыбнулась она.

— Я рад, что вы этого достигли.

Мы сели рядом на кровать. Трансито налила коньяку нам обоим и рассказала, что кооператив проституток и гомосексуалистов был отличным бизнесом в течение долгих десяти лет, но времена изменились и поэтому нужен был иной поворот, ведь благодаря иным нравам, свободной любви, пилюлям и прочим нововведениям, проститутки теперь были нужны лишь морякам и старцам. «Девушки из приличных семей ложатся спать бесплатно, представьте себе конкуренцию», — рассказывала она. Трансито объяснила, что кооператив разорился и компаньоны вынуждены были уйти на другие предприятия, где лучше платили, даже Мустафа вернулся на свою родину. Тогда ей пришло в голову, что нужно устроить дом свиданий, приятное место, где тайные пары могли бы встречаться и куда мужчине было бы не стыдно привести невесту в первый раз. Никаких женщин, их приводит клиент. Она сама декорировала отель, следуя порыву своей фантазии и принимая во внимание вкус посетителей. Так, благодаря ее коммерческому чутью, натолкнувшему ее на создание особой атмосферы в каждом уголке дома, отель «Христофор Колумб» превратился в рай для погибших созданий и тайных любовников. Трансито Сото сымитировала французские салоны со стеганой мебелью, конюшни со свежим сеном в кормушках и картонными лошадьми, которые взирали на влюбленных своими неподвижными глазами, доисторические пещеры со сталактитами и комнаты с телефонами, расположившимися на шкурах пум.

— Так как вы пришли не для любви, хозяин, идемте, поговорим в моем кабинете и оставим эту комнату посетителям, — предложила Трансито Сото.

По дороге она рассказала мне, что после путча политическая полиция несколько раз врывалась в ее заведение, но, когда солдаты вытаскивали парочки из кровати и под дулом пистолета тащили их в большую гостиную, среди клиентов то и дело оказывались генералы, так что полиция перестала тревожить отель. У нее очень хорошие отношения с новым правительством, такие же, как и со всеми предыдущими. Она сказала мне, что «Христофор Колумб» — это процветающее заведение и что все эти годы она обновляла убранство отеля, меняя затонувшие корабли у полинезийских островов на строгие монашеские кельи, а баручные качели на станки для пыток согласно моде, и все это можно было сделать в помещениях обычных размеров, благодаря особому расположению зеркал и свету, что увеличивало пространство, меняло климат, создавало бесконечность, останавливало время.

Мы пришли к ней в кабинет, напоминавший кабину самолета, откуда она руководила своим невероятным учреждением с искусностью бизнесмена. Она рассказала, сколько здесь стирают простыней, сколько расходуется туалетной бумаги, сколько бутылок ликера выпивают посетители, сколько перепелиных яиц варят ежедневно — они стимулируют половую деятельность, — сколько служащих необходимо держать, сколько денег следует платить за свет, воду и телефон, чтобы держался на плаву этот авианосец запретной любви.

— А теперь, хозяин, скажите, что я могу сделать для вас, — произнесла, наконец, Трансито Сото, устраиваясь в своем наклонном кресле аэропилота и играя жемчужным ожерельем. — Я предполагаю, что вы пришли, чтобы вернуть себе долг, который числится за мной вот уже полвека, не так ли?

И тогда я, ждавший, что она меня спросит об этом, позволил излиться своей тоске и рассказал ей все, ничего не тая, не останавливаясь, от начала до конца. Я сказал, что Альба моя единственная внучка, что я остаюсь совсем один в этом мире, что я стал меньше ростом, у меня обмельчала душа, как предсказала Ферула, прокляв меня, и что единственное, что мне осталось, — это умереть как собака, что только моя внучка с зелеными волосами имеет для меня значение, что, к сожалению, она стала идеалисткой, горем семьи, одной из тех, кто самой судьбой назначен вмешиваться в неразрешимые вопросы и заставлять страдать близких. Я рассказал, как она прятала беглецов в различных посольствах, делая это, не задумываясь, я уверен, не понимая, что страна находится в состоянии войны, войны против международного коммунизма или против народа, это неизвестно, но войны до конца, и что эти вещи наказуемы законом, но Альба всегда витала в облаках и не отдавала себе отчета в опасности, она делала это не для того, чтобы досадить мне, наоборот, она совершала это по доброте своего сердца, подобно своей бабушке, которая по-прежнему спасает несчастных за моей спиной в нежилых комнатах дома, моя ясновидящая Клара, и любой тип, приходивший к Альбе и рассказывавший сказки о том, что его преследуют, добивался, что она могла пожертвовать своей жизнью, помогая ему, даже если он был ей совершенно не знаком. Я говорил ей об этом, предупреждал много раз, что она может попасться в ловушку, и в один прекрасный день случится так, что мнимый марксист окажется агентом политической полиции, но она не обращала на меня внимания, никогда в своей жизни она не обращала на меня внимания, она упрямее меня, но как бы то ни было, давать убежище несчастным — разве это преступление, это же не настолько серьезно, чтобы арестовать ее и заключить в тюрьму, не считаясь с тем, что она моя внучка, внучка сенатора Республики, видного члена консервативной партии; не могут они поступать так с членами моей собственной семьи, в моем собственном доме, иначе какого дьявола делать с другими, если забирают таких, как она, стало быть, никто не может чувствовать себя в безопасности, ничего не стоят двадцать лет моей работы в конгрессе и все связи, какие у меня есть, я всех знаю в этой стране, самых влиятельных людей, в том числе генерала Уртадо, моего личного друга, но в этом случае мне это не помогло, даже кардинал не смог установить, где моя внучка, она не должна исчезнуть словно в страшной сказке, вот уже месяц я ищу ее, не знаю о ней ничего и схожу от этого с ума. Именно такие случаи показывают действительное лицо военной хунты и дают основание Организации Объединенных Наций упрекать нас в нарушении прав человека. Я сначала не хотел слышать об убитых, замученных, пропавших без вести, но теперь не могу считать, как прежде, что это выдумки коммунистов, если даже сами гринго, которые первые помогли военным и прислали пилотов для бомбежки президентского Дворца, теперь возмущены убийствами, и дело не в том, что я против репрессий, я понимаю, что поначалу необходимо быть твердыми, чтобы установить порядок, но они хватили через край, многое преувеличивают, в том числе положение дел с внутренней безопасностью, с тем, что нужно уничтожить идеологических противников, так они всех прикончат, никто не сможет согласиться с этим, в том числе и я, хотя первым был готов любой ценой способствовать путчу, когда у других еще и в голове не было ничего подобного, я первый аплодировал им, присутствовал во время «Те Deum» в соборе, и поэтому не могу согласиться, чтобы такое происходило на моей родине, чтобы люди исчезали, чтобы уводили силой мою внучку из дома, а я не мог бы помешать этому, ведь никогда ничего подобного здесь не происходило, поэтому, именно поэтому я должен был прийти поговорить с вами, Трансито. Никогда за эти пятьдесят лет я не представлял себе, что однажды я вынужден буду умолять вас на коленях, чтобы вы оказали мне услугу, помогли бы найти мою внучку, я смею просить вас об этом, потому что знаю о ваших связях с правительством, мне говорили о вас, я уверен, что никто лучше не знает важных людей в Вооруженных силах, я знаю, что вы устраиваете для них праздники и можете оказаться там, где мне никогда не быть, поэтому я прошу вас сделать что-нибудь для моей внучки, пока не поздно, потому что уже несколько недель как я не сплю, я побывал во всех учреждениях, во всех министерствах, у всех старых друзей, и никто не смог мне помочь, они уже не хотят принимать меня, заставляют ждать часами в приемной, — меня, кто принес столько пользы этим людям; пожалуйста, Трансито, просите у меня, что хотите, я все еще богат, несмотря на то, что в годы правления левых дела у меня шли со скрипом, у меня отняли землю, несомненно, вы знали об этом, должно быть, видели по телевидению и читали в газетах, был скандал, эти невежественные крестьяне съели моих быков-производителей и заставили моих скакунов таскать плуг, меньше чем за три года Лас Трес Мариас превратилось в руины, но теперь у меня там трактора и я снова поднимаю имение, как я уже сделал это однажды, когда был молод, это же я делаю и сейчас, когда так стар, но еще не беспомощен, в то время как эти несчастные, которые назывались хозяевами моей земли, моей, умирают с голоду, как бродяги, в поисках жалкой работенки, чтобы как-то выжить, несчастные, они не были виноваты, их обманули этой проклятой аграрной реформой, в глубине души я простил их и хотел бы, чтобы они вернулись в Лас Трес Мариас, я даже дал объявления в газеты, приглашая их, когда-нибудь они вернутся и мне ничего не останется, как протянуть им руку, они ведь как дети, впрочем, не за тем я пришел говорить с вами, Трансито, я не хочу отнимать у вас время, главное то, что у меня сейчас хорошо идут дела, ветер снова дует в мои паруса, поэтому я могу дать вам все, что попросите, лишь бы вы нашли мою внучку, прежде чем какой-нибудь сумасшедший опять пришлет мне отрезанные пальцы или уши и сведет меня с ума или доведет до инфаркта, простите, что я говорю так бессвязно, что у меня дрожат руки, я очень взволнован, я не могу объяснить, что произошло: почтовая бандероль, а в ней три человеческих пальца, ампутированных, зловещая шутка, которая заставляет вспомнить давнее происшествие, но эти воспоминания ничего общего не имеют с Альбой, моя внучка тогда еще даже не родилась; без сомнения, у меня много врагов, все политики имеют врагов, это неудивительно, что какой-то ненормальный готов добить меня, посылая пальцы почтой именно в тот момент, когда я в отчаянии из-за ареста Альбы, он хочет, чтобы у меня из головы не выходили жуткие мысли, в то время как силы мои уже на пределе, я исчерпал все возможности, если бы не так, я не решился бы беспокоить вас; пожалуйста, Трансито, ради нашей старой дружбы, сжальтесь надо мной, истерзанным несчастным стариком, сжальтесь и найдите мою внучку Альбу до того, как мне пришлют ее по кусочкам по почте. Я всхлипнул.