Читать книгу "Город, где умирают тени - Саймон Грин"

— Ты разочаровал меня, Колдер. Я был о тебе лучшего мнения. Позволить одурачить себя невинной внешностью, и это после стольких разъяснений и предостережений. Здесь ничему нельзя верить, сынок. Отойди-ка, дай мне самому разобраться с этим гаденышем.

— Не убивайте его, — дрожащим голосом произнес Колдер. — Это же плюшевый Мишка. Он был моим кумиром в детстве. Да он был кумиром всех детей. Я… Я не позволю вам застрелить его.

— Отойди в сторону. В сердце крестоносца нет места жалости. Мы выполняем задание Господа, и не нам подвергать сомнению его целесообразность. Тварь, стоящая у тебя за спиной, — отродье дьявола. Она воплощает в себе все то, от чего мы клялись очистить этот город огнем и мечом. Еще не поздно, Колдер. Господь пока не оставил тебя. Но ежели ты останешься стоять там, где стоишь, я, не раздумывая, застрелю тебя, чтобы потом добраться до демона. Отойди, сынок.

Колдер попытался было сказать «нет», но был так напуган, что слово осталось на его языке, и он лишь беспомощно помотал головой. Полковник поднял пистолет и выстрелил в Колдера почти в упор. Колдер вскрикнул и вскинул руки, словно пытаясь защититься. Эхо выстрела еще не угасло в переулке, когда Колдер понял, что он не ранен, и опустил руки. Он оглядел себя, но на теле и одежде не было ни следов крови, ни пулевого отверстия.

Полковник тупо смотрел на него, рука его все еще была вытянута, из дула пистолета вился дымок. Он не понимал, каким образом промахнулся, стреляя с убойного расстояния. Достаточно сделать шаг вперед, и ствол уткнется Колдеру в грудь. До Ферриса дошло, что рот его все еще открыт, и он резко захлопнул его. Затем напряг руку и нажал на спуск, потом еще и еще. Колдер вздрагивал при каждом выстреле, но не отступал ни на шаг. Когда эхо выстрелов снова ушло, Колдер остался стоять — живой и невредимый. Из-за его спины вышел Мишка и улыбнулся Феррису:

— Вы ведь сейчас в моем мире, полковник, а в моем мире с хорошими людьми плохое не случается. Пожалуйста, будьте добры, сдавайтесь. Выбора у вас нет.

Феррис зарычал на него, отшвырнул пистолет и, выхватив из-за голенища высокого ботинка освященный серебряный кинжал, пошел на Мишку. Лицо его, искаженное злобой и страхом, было ужасным. Не успел он сделать и двух шагов, как из тени за спиной полковника выступил Козерог и довольно профессионально приложился к голове Ферриса длинной, тяжелой битой. Феррис зашатался, выронил кинжал, но остался стоять. Козерог повторил удар, чуть добавив в него силы, — Феррис рухнул и остался недвижим. Козел ткнул его в чувствительное место, дабы убедиться, что тот в самом деле без сознания, а затем опустил биту и радостно улыбнулся Колдеру:

— Сразу видно, офицер. Они такие толстокожие, что надо врезать пару раз, не меньше, пока до них дойдет, что что-то случилось… Привет, сынок, добро пожаловать в ряды истекающего кровью Сопротивления! Прихвати с собой ружье и патроны, а вот о бонусе за риск можешь забыть. — Козерог глянул на распростертого без чувств полковника, а затем с надеждой — на медвежонка: — Я когда-нибудь прибью насмерть хоть одного? У нас уже полдюжины этих поганых пленных офицеров.

— Мы не убиваем, — спокойно ответил Мишка. — Мы хорошие.

— Почему? — спросил Колдер.

— Потому что нам от этого плохо, — тихо сказал Козерог.

И Питер Колдер отправился с Мишкой и Козерогом, чтобы влиться в Сопротивление, где он нашел друзей детства и ростки новой веры.

Битва Фэйрии с крестоносцами докатилась до мертвой точки: пройдя с боем город, две армии остановились друг против друга на расстоянии прямой видимости на противоположных сторонах площади Гленкеннона. На площадь это место было мало похоже: две линии косматых деревьев и конная статуя мужчины, которую давно было пора как следует отмыть.

Эльфы обладали более современным и разрушительным оружием, крестоносцы — большими людскими ресурсами. Армии повсюду за собой и вокруг оставили безжизненную пустыню. Ни одного целого дома, и почти каждый — сожженный. Уличные фонари повалены и разбиты, а сами улицы перегораживали баррикады. Мертвые и умирающие лежали всюду, брошенные там, где были сражены. Обе стороны понесли колоссальные потери и приготовились понести еще большие, но сейчас они медлили. Мощь и дух войск остались неколебимы, но обе стороны начали понимать, что победа может быть обретена лишь ценой катастрофы, то есть вследствие применения такой тактики и такого оружия, которые уничтожат город и все в нем живое. Обе стороны сознавали это и потому медлили.

Ночь была спокойной. Полная луна лила яркий свет и красила поле боя в черное, белое и призрачно-голубое. Звезд по-прежнему не было, как не было и признака того, что ночь скоро уйдет. Ни одна сторона не предпринимала шагов к мирным переговорам. Какой смысл? Не было ни сферы общих интересов, ни спорной точки соприкосновения, а капитуляция как вариант не рассматривалась. Убеждения крестоносцев строились на фундаменте веры и самопожертвования, эльфы же свято чтили древнюю традицию биться до смерти за малейшую обиду. Достаточно было одного шага, чтобы обе стороны оголтело ринулись продолжать битву, в которой, они знали, победителя не будет. И никто не прислушивался к внутреннему голосу, нашептывавшему их сердцам, что еще не поздно с честью отвести войска и перенести битву на другой день.

У крестоносцев были автоматическое стрелковое оружие, танки, напалм и оружие интеллектуальное. У Фэйрии — высокоэнергетические лазеры, плазменные и лучевые бластеры, волшебные мечи и колдовские аппараты. И тем и другим было за кого мстить. То и дело одна из сторон начинала мелкую заварушку, и другая мгновенно реагировала, но до сих пор успеха это ни одной из сторон не приносило. Никто не хотел компрометировать себя преждевременно, но последнее слово ни за что не хотел оставлять противнику. Грозное напряжение нарастало среди двух армий во время этого «великого стояния». Люди были на пределе, оружие наготове, и каждый ждал сигнала к последнему походу в долину смерти. И в этот момент, когда все казалось навеки потерянным и мир рушился, зловещее безмолвие ночи пронзила песня.

Крестоносцы и эльфы встрепенулись, стали озираться, и из густых теней появился Шин Моррисон, поющий как ангел. За ним шел знаменитый в прошлом гитарист, вплетавший музыку в песню барда. А за гитаристом — все певцы и рок-музыканты, умершие слишком молодыми или преданные забвению и попавшие в Шэдоуз-Фолл. Певец, застреленный своим фанатом, и гитарист, скончавшийся от передозировки. Все звезды, успевшие взлететь до небес и рухнувшие оттуда, раздавленные пьянством, наркотиками и славой. Все звезды, не долетевшие до небес и расставшиеся с жизнью слишком молодыми. Все угасшие звезды, чьей ошибкой было пережить собственную легенду. Все певцы и музыканты, погибшие в авиакатастрофах, или дорожных авариях, или утонувшие в собственном бассейне прежде, чем успели познать самих себя. Все они попали в Шэдоуз-Фолл, когда фанаты окончательно перестали в них верить, и нашли покой в городе, где звезд было пруд пруди. Сегодня они вышли дать последний концерт, спеть последнюю песню, последний раз плюнуть судьбе в глаза.

Музыка нарастала по мере того, как все больше и больше звезд присоединялось к песне. Музыка переменчивая и подвижная, как живое существо, перетекающая из блюза в рок, затем в панк, психоделику и попсу — и сливающаяся воедино в нечто триумфальное, становясь торжественнее и возвышеннее, чем каждая из ее составляющих.