Читать книгу "Пером и шпагой - Валентин Пикуль"

* * *

Бомарше настолько увлекся предстоящей женитьбой, что решил заодно окупить и накладные расходы на свадьбу. Для этого он баллотировал себя в клубе спорщиков на пари. Ставки на женский пол де Еона после сватовства Бомарше круто подскочили. Теперь семь против четырех выставлялось за женщину!

Бомарше выступил в клубе с заверением:

— Джентльмены, я беру на себя, как вы сами о том догадываетесь, самый неблагодарный труд в этом многолетнем споре, давно зашедшем в тупик побочных соображений. Ваше дело оплатить мне открытие истины, а всю тяжелую работу я выполню сам… Три процента с общего сбора в мою пользу — это разве не честно?

— На кого вы ставите, Бомарше? — задали ему вопрос.

— Как на кого? Естественно, на то, что невеста моя — женщина!

— Это надо еще доказать… — нашлись пессимисты.

— Я докажу! — поклялся Бомарше. — Но я могу это доказать никак не раньше свадьбы…

Свадьба же могла состояться не раньше, чем Бомарше с де Еоном покончат с официальными делами. Однако после смерти Людовика XV тайна «королевских секретов» пала в цене, и Бомарше торговался со своей «невестой».

— Послушайте, — оскорбился де Еон, — вы ведете себя столь неприлично, что я могу заподозрить вас в неискренности чувства ко мне. Наконец, для кого я стараюсь? Вы же будете тратить мою пенсию… Не так ли заведено в добрых семействах?

Бомарше смущенно оправдывал себя приказами Вержена.

— Ну и скотина же вы, Бомарше! — сказал ему де Еон. — Подумайте еще раз: гожусь ли я вам в супруги? Поэт поискал глазами свою измятую в дорогах шляпу.

— Может, мне уйти? — оскорбился он.

— Нет, нет. Я все равно так люблю вас, негодный Бомарше…

И он (или она) повис (или повисла) на шее великого комедианта. Недаром я предпослал к этой части вступительную фразу из «Торжествующего хамелеона» — «Сие поистине одне токмо французы производить способны!..»

* * *

Со скрипом выпали ржавые гвозди, и половица, поднятая де Еоном, открыла взору Бомарше незабываемое зрелище. Уложенные в плотный ряд, как поросятки в хлеву, лежали под полом толстые фолианты, аккуратно перевязанные, и на каждом было написано: «Секретно, подлежит возвращению только королю».

— Вот из-за чего шла война! — сказал де Еон. — Из-за этого хлама я страдала немало… Но сначала — договор!

Франция заключила мирный трактат с «девицей де Еон и де Бомон». Статей было много, но главная из них подтверждала, что пол девицы — женский и эта женщина больше не станет грешить международными скандалами. За все это смирение Франция обещала поддержать девицу своими субсидиями и открывала перед ней свои границы.

— Драгунский же костюм с каской, мушкет, пистоли и сабли, — диктовал де Еон, — остаются девице на память… Так и пишите, Бомарше: «на память». И не забудьте указать, что девица де Еон уже носила женское платье в известных королю случаях…

Бомарше увязал секретные бумаги и отвез их в Версаль. Последнее время, от постоянной возни с тяжестями, у поэта даже окрепли мускулы. Людовик XVI великодушно пометил «трактат» задним числом, показав тем самым, что милости королей сыпались на голову де Еона и ранее этого союза.

— Но, — заметил король, — носить орден моего святого патрона Людовика кавалерша может только в провинции. И никогда да не снимет она женского платья! Лишь в этом случае ей будет обеспечена пожизненная рента за прошлые заслуги в дипломатии.

* * *

Лондонские граверы изображали теперь кавалершу в виде богини Паллады, патронессы наук и мудрости. Иметь женой Палладу, которая обладает к тому же значительной рентой, такое не часто встретишь во Франции, и Бомарше — торжествовал. Париж со дня на день ждал, чем закончится первая брачная ночь драгунского капитана с ловким комедиантом.

— Я счастлив, — говорил Бомарше. — Поверьте, ко мне вернулась легконогая юность…

Между тем все ждали свадьбы, и англичане, как завзятые спорщики, перенесли свои дебаты даже в газеты. Это надоело де Еону, и однажды на каком-то рауте, невзирая на приличия, он публично послал Бомарше к чертовой матери.

— Опомнитесь, дорогая, — растерялся поэт.

— Ты слышал, негодяй? Убирайся к черту… Свадьба расстроилась, и биржа стала играть на понижение. Газеты писали, что навряд ли де Еон — женщина, ибо женщина не страшилась бы общения с будущим своим супругом. Растерянный Бомарше подкупил авантюриста Тевено де Моранда (книгу которого он недавно спалил в печках), и началась война перьями. Памфлет за памфлетом, один грязнее другого, выбегал из кипящих ядом чернильниц…

Но Вержен пресек эту войну в самом ее зародыше.

— Исполните условия договора, — продиктовал он де Еону в Лондон, — иначе вы лишитесь ренты. И срочно выезжайте на родину!

Исполняя приказ министра, 6 августа 1777 года кавалер появился в гостиных Лондона уже официально признанной женщиной. Голову его украшала бриллиантовая булавка.

— Вопрос разрешен без Бомарше! — заволновалась биржа.

И суды Лондона сразу же наполнились заявлениями о возбуждении исков: спорщики требовали оплаты выигранных пари. Королевские судьи хватались в ужасе за пышные парики времен Кромвеля, спикеры, сильно потея, не уставали стучать молотками.

— Джентльмены! Ваши иски удовлетворены быть не могут. Мы имеем только старое решение суда, назвавшего де Еона девицей. Но суду короля Англии еще неизвестно, что в действительности укрывается под женским платьем девицы де Еон и де Бомон!

Прощальный банкет с друзьями, где де Еон блистал в дорогих нарядах, ослепляя гостей белозубой улыбкой и сверканием драгоценностей. Правда, очаровательная хозяйка напилась крепче всех под вечер. Но сомнений ни у кого не осталось: женщина!

— Прощай, Лондон… Неужели навсегда? 13 августа де Еон в дормезе, запряженном четверкой лошадей, тронулся в путь. Но («Что это? Ужас! Ужас!») за кучером сидел опять драгунский капитан со шпагой на боку. Придержав лошадей возле редакции газеты «Морнинг пост», де Еон требовательно окликнул издателя, и тот высунулся из окна на улицу, не веря глазам.

— Ах ты старый беззубый враль! — кричал ему де Еон. — Не поленись напечатать по моем отъезде следующее:

«Сожалея о тех скандалах, которые были вызваны глупцами и кретинами, я, кавалер де Еон, заверяю торжественно, что никогда не был женщиной». А следовательно, и не способен стать ею в будущем… Трогай!

Лошади понесли его в гавань, а черную биржу Лондона снова затрясло в лихорадочном ознобе различных предположений…

* * *

Франция дохнула в лицо ему запахом отцветающих яблонь. Сытые лошади с короткими хвостами, откормленные моченным в пиве овсом, быстро везли его в Париж, где он так давно не бывал.

Но в Сен-Дени кавалера остановили: принцесса Луиза (аббатиса монастыря кармелиток) просила удостоить ее обитель визитом. В приемной обители перед бравым драгуном с писком разлетелись по углам испуганные монахини. Сама же принцесса скрылась за решеткой и только чуть-чуть отодвинула ширмочку.