Читать книгу "Мысли узника святой Елены - Наполеон Бонапарт"

Груши хотел оправдаться за мой счет: то, что он говорил, столь же верно, как если бы я приказал ему привезти мне герцога Ангулемского в Париж и он бы выполнил это повеление. Несмотря ни на что, я уважаю Груши и именно поэтому называю его добродетельным врагом[347].

CCLXI

Неисправимая чернь повсюду обнаруживает все тот же дух безрассудства.

CCLXII

Среди людей, которые не любят, чтобы их притесняли, есть немало таких, кому нравится самим делать это.

ССLXIII

Если общественное мнение столь настойчиво высказывалось против предложенной в 1814 г. Сенатом хартии, то лишь потому, что все воочию узрели среди сенаторов одних выскочек, кои заботились только о собственных своих выгодах.

CCLXIV

Правда, что я переступил границы острова Эльба, но союзники сами не выполнили условий моего там пребывания[348].

CCLXV

В Европе более нет и речи о правах человека, а коли так, то людям только и остается, что убивать друг друга, как бешеных собак.

CCLXVI

Я вижу, что во Франции свобода заключается в хартии, а рабство – в законе.

CCLXVII

Авторы «Цензора» сродни тем мечтателям, коих надобно помещать в Шарантон, поелику оные, говоря по совести, сеют недоверие и ненависть. Они – из числа тех напыщенных фразеров, которых нужно держать под надзором и время от времени одергивать[349].

CCLXVIII

Государь всегда должен обещать только то, что он намеревается исполнить.

CCLXIX

Наилучшее разделение властей таково: избирательная, законодательная, исполнительная, судебная. Я строго следовал сему принципу в иерархии моей Империи.

CCLXX

Герцог Фельтрский[350] выказал себя реакционером и притеснителем, поелику пригоден он только для этого. Ему весьма хотелось бы попасть в анналы нашей истории, но он отнюдь не преуспел в этом. Мне не надобна была еще одна светлая голова, чтобы вести войну, – у меня своя была на плечах, вот почему я и выбрал его.

CCLXXI

Когда я объявил войну кортесам, то ожидал всего, но никак не предвидел, что Фердинанд станет трактовать их как бунтовщиков.

CCLXXII

Теология для религии все равно что отрава в еде.

CCLXXIII

Я сделал Париж более благоустроенным, более чистым и здоровым, прекраснее, нежели он был до меня, и все это посреди войн, которые я принужден был вести; парижане принимали все эти благодеяния и восхваляли меня; в сущности, они суть не что иное, как исправные поставщики канатных плясунов, кондитеров и моды на всю Европу.

CCLXXIV

Когда столетия сменяют друг друга, то, равно как и в походе, всегда можно встретить отставших.

CCLXXV

Гражданская война, когда дело государя служит ей предлогом, может продолжаться долго; но в конце концов народ одерживает верх.

CCLXXVI

Общественный порядок любой нации покоится на выборе людей, предназначенных к тому, чтобы поддерживать его.

CCLXXVII

Народ имеет собственное суждение, покуда не введен в заблуждение демагогами.

CCLXXVIII

Мой Государственный совет состоял из людей честных и заслуженных, исключая нескольких хамелеонов, которые туда проскользнули, как то, впрочем, случается повсюду.

CCLXXIX

Мое правительство вознесено было слишком высоко, чтобы заметить пороки пружин, приводящих его в движение; со всем тем я пятнадцать лет управлял сорока двумя миллионами людей в интересах большинства и без каких-либо серьезных потрясений.

CCLXXX

За все мое царствование меня по-настоящему и более всего поразило, пожалуй, только то, что Папу на границах моей Империи встречал изменивший вере отцов Абдала Мену, а в Париже – трое священников-отступников, и вдобавок еще и женатых, каковы суть – Т[алейра]н, Ф[уш]е и О[тери]в[351].

CCLXXXI

Морское право касается всех народов без исключения. Море не может возделываться, как земля, или находиться в чьем бы то ни было владении: оно – единственная дорога, которая на деле является всеобщей, и всякая исключительная претензия со стороны одной нации на морское господство равносильна объявлению войны другим народам.