Читать книгу "Война начинается за морем - Рю Мураками"

Прошлый раз он взял ее с собой. Но едва их катер вышел в открытое море, как несчастную женщину одолела морская болезнь. До самого возвращения она пролежала пластом в рубке, а сынок то и дело обеспокоенно спрашивал: «Мам, ты как себя чувствуешь?» Правда, как только они сошли на берег, к ней сразу же вернулось хорошее расположение духа и она мигом уплела все оставшиеся от завтрака сандвичи. «Да-а уж, — часто повторяла она потом, — хоть я и провалялась всю поездку, но такое нипочем не забудешь».

Это было что-то новенькое. Она родилась в семье чиновника, росла, окруженная заботой и вниманием, и получила прекрасное образование. Отец увлекался разведением роз, но вскоре невинное увлечение переросло в настоящую страсть, и он почти забыл о семье. Может быть, поэтому молодой человек поверил жене, когда она заявила: «На море было очень забавно».

Молодой человек методично укладывает в железный шкаф свою амуницию: пропахшую потом форму цвета морской волны, куртку с жесткими вставками на рукавах и на плечах, тяжеленный карабин, удобные ботинки из мягкой кожи и, наконец, фуражку с кокардой в виде трех скрещенных копий. С недавних пор его часто охватывает чувство щемящей тоски. Надевая свой поношенный коричневый костюм, он кажется сам себе каким-то потерянным и даже жалким. На костюме жирное пятно от супа, который пролил его сынок, а на сердце тяжесть… Вот и сегодня утром, уходя, он взял ребенка на руки, а тот вдруг прижался к его лицу, а он должен был спешить, чтобы не опоздать на службу. Сын — это все, и вряд ли работа сможет его заменить… Правда, когда он стоит навытяжку у ворот с бесстрастным лицом и борется с дикой усталостью, стараясь не уронить карабин, когда его душа блуждает по всем закоулкам тенистого парка, он чувствует себя не таким уж бесполезным.

Потом он идет домой, и сын, завидев папу, сразу же бросает свои игры и забирается к нему на колени. Вот тут-то на него и накатывает странное беспокойство. Даже не беспокойство, а ощущение нехватки воздуха, как будто сын потихоньку душит его. «Я болен, болен…»

Караулка ходит ходуном, вот уже и бутылку пустили по кругу.

— Эй, парни, не так быстро! — орет хозяин бутылки. — Вы ее выдуете в один присест, а у меня до выплаты жалованья шаром покати!

Не пьют лишь двое: молодой солдат и его пучеглазый приятель. Тот что-то говорит, но в этом бедламе молодой человек различает только «…твоей жене!» Молодой человек улыбается и машет на прощанье рукой.

«Какая сырость», — думает, шагая через парк, солдат. Сегодня все кажется ему необычным.

Половина второго. В четыре на площади начнется праздничный салют. Конторы и школы уже закрылись, дети и служащие торопятся занять места поближе к фонтану. Намечается что-то из ряда вон выходящее… При этом не видно никакой суеты, наоборот, все дышит тишиной и покоем. И плотники, что еще возятся с деревянной трибуной, и посерьезневшие распорядители, и праздношатающиеся горожане — все они напоминают молодому солдату благообразных старичков, выгуливающих в выходной день своих собачек.

Для него этот праздник давно потерял очарование. Подобное испытывает человек, вернувшийся после долгих лет разлуки в отчий дом и не узнавший знакомый садик.

А бывает, начнется гулянье, и только и видишь на каждом шагу что мордобой, похотливых баб и орущих детей; мужчины стаканами льют в себя вино, а потом, потные и пьяные, ищут, кого бы трахнуть в ближайших кустах; и вот опять кого-то бьют, и так до самого утра, когда еще не протрезвевшие гуляки поползут по загаженным переулкам искать свои дома.

Подобные картины снова и снова возникают в его воображении, и молодой человек с тоской оглядывает притихшую площадь.

Ему никогда не нравились собрания, даже в кругу друзей. Его тяготит не столько сам праздник, сколько его окончание: горы грязной посуды, заплеванные полы, объедки на столе — все нужно вымыть и вычистить (иногда даже тротуар перед домом)… Или, едва живой от усталости, плетешься к себе, открываешь дверь, и тебя обдает застоявшимся воздухом; потом на ощупь ищешь выключатель и поскорее открываешь окно, и еще надо ждать, пока жена приготовит тебе стакан чаю; а во рту все еще чувствуется вкус какой-то ядовитой приправы; и надо ложиться в постель на отсыревшие простыни… Фу, мерзость!

Когда это у него началось? В свое время любое воскресенье уже было достаточным поводом для радости. А где-то в дальнем уголке его памяти хранится смутное воспоминание о веселом дне рождения, который, правда, мог оказаться и бабушкиным юбилеем. А какие пирожные делала его бабушка (у нее была небольшая ферма): там были и сливки, и настоящее коровье масло, и… чего там только не было! Как будто все это было вчера… Вернее, сначала он думает о пирожных, и только потом перед ним возникает почти стершийся образ бабушки. Пахнущее солнцем тесто раздражает язык, и от запаха сводит скулы…

Да, тогда он любил повеселиться; вся жизнь казалась наполненной бесконечной радостью.

Мать умерла, когда ему было всего три годика, а едва исполнилось четырнадцать — скончалась бабушка, упав с каменных ступенек. Дедушки у него никогда не было — остался один отец. Хотя он и вышел на пенсию, но еще достаточно крепок, чтобы содержать сад или двигать мебель по всему дому.

Отец тоже служил в охране. О своей профессии он отзывался с большим уважением: «благородная, славная, почетная». «Есть два рода деятельности, — говорил он сыну, — где ум, представительность и благородство присутствуют одновременно: служба военная и служба метрдотелем в гостинице класса люкс».

Его собственный папаша не любил рассуждать о высоких материях: он просто записал сына в армию, и тот служил, не испытывая ни чрезмерного энтузиазма, ни особого отвращения. «Твой дедушка, — говорил отец, — был человек с характером».

Молодой человек попал в армию как раз в то время, когда его отец уже собирался на пенсию, — одним словом, сменил его на боевом посту. И вот теперь он брел через парк, равнодушный к любым развлечениям.

Еще учась в школе, он любил пройтись во время праздника с приятелями или, сидя за столиком в кафе, следить за суетой на площади и на бульваре, провожать глазами автомобильные кортежи, рассматривать девушек… А еще раньше, когда он был совсем малышом, бабушка приводила его прямо на площадь, где покупала ему сладости и воздушный шарик. Однажды он потерялся в толпе, у него внезапно заболела голова и вслед за этим возникло ощущение отчужденности от всеобщего веселья.

«В конце концов не важно, с каких пор все это началось», — сказал себе молодой человек. Конечно, всему можно найти причину. Рано потеряв мать, он не был избалован вниманием. Он научился легко освобождаться от иллюзий. «Отец не очень-то развлекал меня; с друтой стороны, можно сказать, что я по своей природе глубоко ленивый человек… Но в конечном счете я такой не один. Найдутся и другие, кто недолюбливает праздники. Кто, вместо того чтобы нажираться как свинья или бегать за девками, предпочитает смотреть на деревья в парке. А почему бы и нет?»

У самого выхода солдат замечает на скамейке юную парочку. Он узнает паренька, который сменил свою белую рубашку с названием фирмы на новый блейзер. Девушка вроде ничего, но только брошка плохо сочетается с красным платьем. Увлеченные беседой, они не замечают солдата, даже когда он проходит совсем рядом.