Читать книгу "Серийный любовник - Алексей Макеев"

– Так нет никакого жильца, – радостно сообщил Подольский, во взгляде его читалось облегчение. – Если хотите, можете осмотреть комнату. Она совершенно пуста.

– Это нам тоже известно, – кивнул Лев. – Месяц назад из этой комнаты вывезли все вещи, но ведь раньше там кто-то жил? Доставайте свои записи, Подольский. Не тяните время, это не в ваших интересах.

– И никакой миграционной службы? – на всякий случай поинтересовался комендант, повторно попадать под пристальное внимание федеральной службы ему совершенно не хотелось. Ради этого он готов был отдать полковнику из уголовного розыска все документы до единого, какие бы тот ни запросил.

– И никакой службы, – подтвердил Гуров.

Крячко передал Подольскому кейс. Тот порылся в его содержимом, достал пластиковую папку на кнопке, вынул оттуда потертую тетрадь и принялся листать. Листал долго. Сперва начал с середины, дошел до конца, но того, что искал, не нашел. Тогда начал с первой страницы, долистал до того места, с которого начал в первый раз, и снова ничего не нашел. В третий раз он сверялся с записями, вооружившись очками, но и это не помогло. Подольский раскраснелся, брови его нахмурились, взгляд сосредоточился на записях, но ничего не помогало.

– А записи-то и нет, – растерянно проговорил он, когда тетрадь была перелистана от начала до конца. – Совсем ни одного упоминания о пятьсот пятой.

– Смотрите лучше, – раздраженно посоветовал Крячко. Подольский вздохнул, но к тетради не притронулся.

– Говорю же, нет записей, – повторил он.

– Может, есть еще одна тетрадь? – предположил Крячко. – Или блокнот отдельный? Долго он у вас жил?

– Да не помню я! Я вообще этого жильца не помню!

– Хотите сказать, не знаете, кто вам бабки отстегивал? – разозлился Стас. – Или вы пускали его на постой из альтруистических побуждений?

– Погоди, Стас, не дави, – притормозил напарника Лев. – Виктор Николаевич, давайте сейчас сядем, не спеша подумаем и все вспомним.

Подольский послушно уселся на кровать. Гуров расположился напротив на стуле. Крячко привычно занял место на подоконнике, благо в здании общежития они оказались довольно широкими. Несколько минут все трое молчали. Гуров и Крячко – чтобы не сбивать коменданта с мысли, а сам комендант – чтобы хоть как-то привести эти самые мысли в порядок. Пауза затягивалась, а Подольский все сидел, уставившись в одну точку.

– Уважаемый, вам не кажется, что спать при гостях – дурной тон? – Крячко никогда не отличался особым терпением, потому и заговорил первым. – Быть может, вы уже начнете делиться с нами своими соображениями? Кого вы пустили в комнату пятьсот пять?

– Голова не соображает, – облизнул губы Подольский, и Стас понял, что тому до смерти хочется выпить. Он взял со стола недопитую бутылку, плеснул щедрую порцию в стакан и молча протянул коменданту. Тот благодарно принял посудину. – Спасибо. Это то, что мне сейчас нужно.

Залив в себя содержимое стакана, Подольский поморщился, стянул из блюдца, стоявшего здесь же, на столе, тонкий ломтик яблока и, сунув его в рот, виновато проговорил:

– Я дико извиняюсь, но пить без закуски не приучен.

– Всегда пожалуйста, – буркнул Стас. – Надеюсь, это поможет вам ускорить мыслительный процесс.

– Сильно в этом сомневаюсь, – заявил Подольский. – Почему-то эта комната и все, что связано с постояльцем, покрыто какой-то дымкой.

– Подольский, да вы романтик, – съязвил Крячко, но коменданта его тон больше не задевал. На старые дрожжи портвейн подействовал мгновенно.

– Боюсь, я вам в этом вопросе не помощник, – объявил он, бросив делать вид, что пытается что-то вспомнить.

– Хорошо, давайте сменим тактику, – предложил более терпеливый Гуров. – Я буду задавать вопросы, а вы на них отвечать. Если ответа не знаете, просто пропускайте вопрос. Потом ответ сам всплывет.

Подольский согласился, и Гуров начал спрашивать. Кто жил в комнате: мужчина или женщина? В какое время года появился постоялец? Сколько раз успел заплатить? Каким образом расплачивался – наличными или банковской картой? Говорил ли, чем занимается, кем работает? Примерный возраст, рост и вес? Бывали ли у него гости? Дружил ли с кем-то из жильцов общежития?

Вопросы шли один за другим, и поначалу Подольскому метод Гурова даже нравился. Но по мере того как вопросы сменяли один другой, а ответов на них у коменданта так и не было, он начал впадать в отчаяние. Еще бы ему не волноваться! В случае провала полковники наверняка сдадут его миграционщикам, а те церемониться не любят. В прошлый раз замять дело ему обошлось в приличную копеечку. Пришлось даже заложить кое-что из вещей, доставшихся в наследство от брата-коммерсанта. Выкупить их обратно Подольский уже не смог, а потому сильно из-за этого расстраивался. Больше всего ему было жалко часов. Старинные напольные часы, в резной прямоугольной тумбе, они так приятно вписывались в любой интерьер! Шикарные часы! В свое время брат привез их из Чехии. Помимо финансовой ценности этот предмет был дорог Подольскому как память о брате. Потом он много дней корил себя за то, что сдал в ломбард именно часы, заранее не подумав о том, на какие шиши будет их выкупать.

Вот про часы и миграционщиков Подольский помнил все подробно, а про жильца из пятьсот пятой комнаты – совершенно ничего, будь он неладен. Он не мог вспомнить день, когда тот пришел проситься на постой. Не помнил, приходил ли тот сам или попал к Подольскому по рекомендации кого-то из прежних жильцов. Пол вроде бы мужской, но и этого Подольский не мог сказать с уверенностью. Время года тоже не вспомнил. Соответственно, и остальные подробности так и не всплыли.

Когда степень отчаяния коменданта дошла до критической отметки, память сжалилась над ним, и он вспомнил-таки, как получил оплату. Вернее, не то, как получил, а как обнаружил ее у себя в комнате. В то время у Подольского случился натуральный запой. Ему удалось удачно сдать сразу три комнаты, и обилие внеплановых денежных вливаний привело к тому, что он ушел в штопор. Пил беспробудно недели три, благо в это время у студентов начались каникулы, а проверками Подольского и раньше не особо напрягали.

Было это в январе, как раз после новогодних праздников. И вот в самый разгар запоя он и нашел на столе конверт с пропечатанным номером комнаты и оплатой на целых полгода вперед, то есть до июля. В том состоянии, в котором тогда находился Подольский, вопрос, кому же он сдал жилье, его не особо интересовал. Есть деньги, и ладно. После о находке он благополучно забыл, но то, что номер сдан, в памяти отпечаталось. Выйдя из запоя, Подольский несколько раз пытался познакомиться с жильцом, но застать его в комнате так и не смог. Соседей о новом жильце не расспрашивал. А зачем? Только лишнее внимание к своим делам привлекать. Студенты и так слишком много о нем болтают. Чтобы они не совали нос в его дела, коменданту приходилось идти на уступки и разрешать проводить мероприятия типа сегодняшнего фестиваля. А в остальном со студентами комендант жил мирно. Пока все оставались довольны, был доволен и Подольский.