Читать книгу "Не только апельсины - Дженет Уинтерсон"

– Отлично, но, боюсь, сегодня на это не хватит времени. Положи сочинение в свой шкафчик и до перемены займись раскрасками.

Класс захихикал.

Я медленно села, не понимая, что собственно происходит, но твердо зная, что что-то происходит. Вернувшись домой, я сказала маме, что больше не хочу ходить в школу.

– Придется терпеть, – ответила она. – Вот, съешь апельсин.

Прошло несколько недель, в течение которых я старалась стать как все. Мне это удавалось, а потом начались уроки шитья – по средам, после сосисок в тесте и манчестерского пирога. Мы учились шить прямым и обратным швом, а еще вышивать крестиком, затем нам велели подумать о самостоятельном проекте. Я решила сделать вышивку для Элси Норрис. Девочка за моей партой хотела вышить для мамы «МАМЕ С ЛЮБОВЬЮ», девочка напротив – что-то ко дню рождения. Когда вызвали меня, я сказала, что хочу вышить цитату из Библии.

– Как насчет «ПУСТИТЕ ДЕТЕЙ»[27]? – предложила миссис Вирче.

Я знала, что Элси это не подойдет. Она предпочитала пророков.

– Нет, – твердо сказала я, – это для моей подруги, а она больше любит Книгу Иеремии. Я придумала вот что: «ПРОШЛА ЖАТВА, КОНЧИЛОСЬ ЛЕТО, А МЫ НЕ СПАСЕНЫ»[28].

Миссис Вирче была женщиной дипломатичной, но и у нее имелись свои слабые места. И кое в чем она ни капельки не смыслила. Когда пришло время перечислять проекты, она написала на доске имена учениц, а рядом – что они будут вышивать. Рядом с моей фамилией она написала просто «текст».

– Почему так? – спросила я.

– Ты можешь расстроить других детей, – объяснила она. – Каким цветом ты хочешь вышивать? Желтым, зеленым или красным?

Мы уставились друг на друга.

– Черным, – сказала я.

Я действительно расстроила детей. Не намеренно, но окончательно и бесповоротно. Миссис Спэрроу и миссис Спенсер однажды явились в школу, раздуваясь от ярости. Они пришли на большой перемене, я видела, как, поджав губы, они поднимались по лестнице. Обе были при сумочках и шляпках, а миссис Спенсер даже в перчатках.

Остальные ученики как будто знали, в чем дело. Они сбились группкой у забора и перешептывались. Один указывал на меня пальцем. Я старалась не обращать внимания, забавляясь с хлыстиком и юлой. Группка разрослась, одна девочка, к губам которой пристал шербет, заорала мне что-то, я не разобрала что именно, но остальные покатились со смеху. Потом ко мне подошел мальчик и ударил меня по шее, потом другой и третий, все они ударяли меня и отбегали.

– Салка, салка! – закричали они, когда учительница проходила мимо.

Я растерялась, потом разозлилась – злость, казалось, кипела в самом желудке. И я осалила одного своим хлыстиком. Он взвизгнул:

– Мисс, мисс! Она меня ударила!

– Мисс, мисс, она его ударила! – поддакнули хором остальные.

Мисс потащила меня внутрь, схватив за волосы.

Снаружи звякнул звонок. Снаружи – шум, хлопанье дверей и шарканье, потом – тишина. Та особая коридорная тишина.

Я стояла посреди учительской.

Мисс повернулась ко мне – выглядела она усталой.

– Протяни руку.

Я протянула руку.

Она взяла со стола длинную линейку. Я подумала про Господа. Тут открылась дверь, и вошла завуч миссис Воул.

– А, как вижу, Дженет уже тут. Подожди снаружи, ладно?

Спрятав в карман чуть было не принесенную в жертву ладошку, я проскользнула между ними.

Я вышла как раз вовремя и увидела удаляющиеся спины миссис Спенсер и миссис Спэрроу. Возмущение сеялось с них как спелые сливы с древа.

В коридоре было холодно, из-за двери до меня доносились негромкие голоса, но ничего не происходило. Я стала царапать циркулем батарею, стараясь сделать так, чтобы кусок покореженного пластика походил на Париж с высоты птичьего полета.

Вчера в церкви проходило молитвенное собрание, и у миссис Уайт было видение.

– Каково это? – жадно спросили мы.

– Ах, такая святость! – ответила миссис Уайт.

Подготовка к Рождественской кампании шла полным ходом. Армия спасения разрешила нам воспользоваться их местом у ратуши, и ходили слухи, что пастор Спрэтт может приехать с кое-какими обращенными язычниками.

– Мы можем только надеяться и молиться, – сказала моя мама и тут же ему написала.

Я победила в еще одном блиц-опросе по Библии, и, к большому моему облегчению, меня выбрали сыграть рассказчицу в постановке воскресной школы. Три года подряд я играла Марию – больше мне в эту роль привнести было нечего. А кроме того, пришлось бы играть в паре со Стэнли Фармером.

В воскресной школе были тепло и ясность, делавшие меня счастливой.

В обычной – лишь путаница и неразбериха.

Я села на корточки, так что когда дверь наконец открылась, я увидела только шерстяные чулки и тяжелые ботинки.

– Нам надо с тобой поговорить, – сказала миссис Воул.

Поспешно поднявшись, я вошла в учительскую, чувствуя себя Даниилом.

Вертя в руках чернильницу, миссис Воул внимательно на меня посмотрела.

– Нам кажется, у тебя есть проблемы в школе, Дженет. Не хочешь про них рассказать?

– У меня все в порядке, – защищаясь, шаркнула я ногой.

– Ты как будто чересчур поглощена… скажем так, мыслями о Боге.

Я не поднимала глаз.

– Например, у твоей вышивки был очень пугающий мотив.

– Это было для моей подруги. Ей понравилось! – вырвалось у меня. Я вспомнила, как радостно вспыхнуло лицо Элси, когда я вручила ей вышивку.

– И кто твоя подруга?

– Ее зовут Элси Норрис, она подарила мне трех мышек в пещи огненной.

Миссис Воул и Мисс переглянулись.

– И почему в альбом про животных ты решила написать про удодов и даманов? А однажды даже про креветок?

– Ну… мама научила меня читать, – в некотором отчаянии начала я.

– Да, твои навыки чтения весьма необычны, но ты не ответила на мой вопрос.

Как мне было им ответить?

Мама учила меня читать по Второзаконию, потому что там полно разных животных (по большей части нечистых). Всякий раз, когда мы читали «только сих не ешьте из жующих жвачку и имеющих раздвоенные копыта с глубоким разрезом»[29], она рисовала всех упомянутых существ. Лошадки, зайчики и утята представлялись мне неведомыми сказочными существами – зато я много знала про пеликанов, даманов, ленивцев и летучих мышей. Эта склонность к экзотике навлекла на меня уйму проблем – точно так, как и на Уильяма Блейка. Мама рисовала крылатых насекомых и птиц воздушных, но я предпочитала тех, кто жил на морском дне, – то есть моллюсков. У меня имелась отличная коллекция с пляжа в Блэкпуле. Мама использовала синие чернила для волн и коричневые для чешуйчатого краба. Омаров она рисовала красной шариковой ручкой, а вот креветок она никогда не рисовала, потому что любила их в тесте. Думаю, это очень долго ее терзало. Наконец после многих молитв и бесед с одним проповедником из Шрусбери она согласилась со святым Павлом: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым[30]. Потом мы каждое воскресенье ходили в «Дары моря Молли». У Второзакония, впрочем, имелись свои недостатки: оно было полно Мерзостей и Невыразимостей. Всякий раз, когда упоминались «сын блудницы», «ятры» или «детородный уд», мама переворачивала страницу и говорила: «Оставь это Всевышнему». Однако как только она уходила, я заглядывала тайком – и была очень рада, что у меня нет ятр или уда. Это были вроде как кишки, только снаружи, и у мужчин в Библии их вечно отрезали, и они не могли ходить в общество Господне, то есть в церковь. Брр-рр.