Читать книгу "Самая страшная книга. Рассвет - Олег Кожин"

– Здравствуйте! Помогите мне, пожалуйста, врача найти. Роженицу из сто тридцать девятой кто кесарить будет?

Секунду она смотрела сквозь меня. Даже крыса перестала точить резцы о кость и настороженно зыркнула умным черным глазом. В голове бабы Вали что-то булькнуло, нижняя челюсть отвисла. Я решил, что это крыса пытается выбраться наружу. Никак не ожидал, что изо рта мертвой регистраторши польется гудронная тьма. Старуха скрючилась. Костлявые птичьи конечности уперлись в столешницу. Изношенное тело захрустело хрящами, позвоночный столб встал горбом, поднимаясь гораздо выше головы. Рот торопливо выблевывал темную мерзость, что сливалась в хорошо знакомую мне фигуру Существа-Без-Лица.

Завороженный этим, я едва не проворонил, как в крохотное окошко просунулось скользкое щупальце, протуберанец мрака. Выстрелило в мою сторону, на пару сантиметров не достав до живота. Я вышел из ступора и резко прервал сеанс. Проснувшись, не сразу понял, где я, не мог узнать свою квартиру. Долго пил чай, записывал увиденное. Под самый конец меня озарило – похоже, я подобрался слишком близко к разгадке тайн прошлого нашей мамы. Что такое должно было произойти в детстве, чтобы я запрятал эти воспоминания настолько глубоко, да еще и приставил к ним такого жуткого стража, как Безликий?! Вопросы, одни сплошные вопросы.

Заметка на полях:

Он тоже в этот раз подобрался слишком близко.

Вот это уже пугает по-настоящему.

Посоветоваться с Лабериным?

Опять Лаберин. Света пролистала ежедневник до конца. Все страницы были плотно исписаны, во многих местах примечания на полях, зачастую написанные другой, красной или зеленой, пастой. Значит, Антон возвращался к этим текстам, обдумывал их.

– Странный… рассказ…

– Может, потому, что это не рассказ? – Настя нахмурилась. – Это похоже на дневник сновидений. Знаешь, так иногда делают, вроде как наблюдения за здоровьем, изменениями организма. Смотри, даже дни недели сдвоенные. Вот тут – в ночь с воскресенья на понедельник.

– И зачем это?

– Да я-то откуда знаю? – Настя пожала плечами. – Может, врач порекомендовал. Антошка к психологу не ходил?

– В-вроде нет…

Неожиданно для себя Света залилась краской. Стало невыносимо стыдно оттого, насколько мало она знала о брате. Говорил ли Антон что-нибудь о визитах к психологу? Вроде нет, но Света уже ни в чем не была уверена. Застарелая депрессия часто толкает людей на самоубийство.

– У него тут целая полка под них отведена, – Настя нагнулась, провела пальцами по ряду идентичных ежедневников в самом низу стеллажа. – Он, похоже, не один год этим занимался.

Света присела на корточки. Вынула первую книжку с левого края. Позапрошлый год. Записи начинались с марта.

По совету доктора Лаберина начинаю вести дневник сновидений.

Попытки разобраться в повторяющихся снах о моей матери привели меня к нему на лекцию, и оказалось, что Лаберин не просто трепач, сшибающий деньги с доверчивых лохов, а очень даже дельный мужик…

Еще одна книжка. На сей раз с другого конца. Первое, что бросилось в глаза, – почерк стал неряшливым, размашистым. Строчки скакали, текст пестрел ошибками. Так нехарактерно для собранного, педантичного Антона. Света наугад раскрыла ежедневник.

Безликий уже не маскируется.

Кажется, он глумится надо мной.

Все мои попытки пробиться на нулевой уровень смешат его, хотя я решительно не представляю, как может смеяться существо, у которого и рта-то нет…

Проскользнув между страниц, на колени Свете мягко спланировала старая выцветшая фотокарточка с толстой трещиной в левом углу. На снимке молодая блондинка обнимала мальчонку лет шести. Антона узнать нетрудно. Большеглазый, скуластый, с усыпанным родинками лицом. На вид неуклюжий, как гусенок. С женщиной сложнее. Черные соболиные брови вразлет подчеркивают глубину карих глаз. Прямой аккуратный нос. Полные губы кривятся в легкой усмешке, порождая милые ямочки на щеках. Свободную руку она держит на округлом животе. В этой женщине Света без особых усилий видела себя – нынешнюю.

– Ух ты! Антошка такой маленький! – Настя сцапала фотографию. – А это кто? Тетя Лара?

– Нет. Это мама. А вот это, – Света постучала ноготком по животу на снимке. – Вот это – я.

На обороте размашистый автограф, размытый до состояния полной нечитаемости, и надпись: «Поселок Рассвет. 1998 год». Света сунула снимок обратно в ежедневник. Аккуратно спрятала книгу на дно коробки.

– Это заберем сейчас. Все это.

Невзирая на страдальческий ропот подруги, Света принялась сгружать дневники в коробку.

– Постарайся не перепутать хронологию, клади один на другой.

Настя хотела что-то возразить, но внезапно тишину взорвал густой мужской голос.

– Внутрь своей тьмы…

Испуганно отпрянув, Света врезалась спиной в стеллаж. Пара книг грохнулась на пол. Настя подпрыгнула как ужаленная, заозиралась по сторонам, а невидимка знай себе вещал:

– Лишь в этом случае можно увидеть рассвет нашего разума.

С экрана ноутбука за подругами пристально следил немолодой импозантный мужчина. Над зачесанными назад волосами изрядно поработала седина. Глубокие морщины на щеках, высокий лоб, узкие бескровные губы. Речью и манерой держаться он напоминал киношного вампира – этакого трехсотлетнего графа.

– Потому что большинство наших проблем – их вызывают не сами плохие события, а их ожидание. Ожидание зла!

Мужчина привычно прошелся по аудитории, облокотился на угол стола.

– И вот это самое ожидание зла называется одним простым словом. Страх.

Сбросив оцепенение, Света метнулась к ноутбуку, щелкнула пробел, ставя видео на паузу. Потыкала в тачпад, кое-как закрыла файл. Настя, выронив книгу на пол, обессиленно плюхнулась в кресло.

– Уф-ф-ф-ф! Нельзя же так пугать! – выдохнула она. – Чуть сердце не выскочило!

Света отключила ноутбук, отсоединила все провода и убрала его в коробку с дневниками.

– От греха подальше!

Почему-то она была уверена – перед ней пресловутый Лаберин эс эм. Света твердо решила дома обшарить ноутбук брата от и до. Что-то нездоровое было в этой одержимости сном. Что-то, до чего следовало докопаться.

Скидывая в коробку документы со стола, Света остановила взгляд на черно-белом эскизе, выполненном простым карандашом. Две схематичные человеческие фигурки: одна нависает над другой, то ли спящей, то ли мертвой. За спиной первой поднимается черная извилистая тень с множеством отростков-жгутиков. Бесформенная, она тем не менее странным образом напоминала человеческий силуэт. В памяти тут же всплыл скачущий размашистый почерк и слова, будто произнесенные голосом брата:

безликий уже не маскируется…