Читать книгу "Скажи, что будешь помнить - Кэти Макгэрри"

– Так вот, я разговаривала с твоим психологом, и он сказал, что ты хотел бы участвовать в программе молодых исполнителей, учрежденной средней школой Хендерсона, занятия в которой стали бы частью твоей стратегии возвращения к нормальной жизни.

Как ни странно, появление дружка Холидей сыграло мне на руку: я никогда не говорил Экслу о своих планах участвовать в программе молодых исполнителей и даже не намекал, что вообще подумываю о поступлении в колледж. До ареста моя жизнь помещалась в промежуток от одного пьяного отупения к другому. Никакого будущего. Простое убивание времени. Следование велению эмоций.

– Ты ведь знаешь, что это частная школа?

Я киваю.

– Надеешься на стипендию?

Снова киваю.

– Руководители программы обещали помогать всем, чем только возможно, для достижения ваших будущих целей. Насколько мне известно, был разговор о содействии прохождению твоего заявления, но после большого обсуждения в офисе губернатора посчитали, что этот вариант не лучший. Отбор в программу исполнителей крайне жесткий, конкуренция на стипендиальные места чрезвычайно высока. Особенно среди тех, кто не окончил среднюю школу. Нашим вмешательством воспользовались бы критики «Второго шанса». Оно также подало бы неверный сигнал родителям и учащимся, по праву претендующим на эти места. Поэтому мы рекомендуем тебе действовать самостоятельно. Если получишь и место в программе, и стипендию, разве не приятно будет сознавать, что ты сделал все сам?

Синтия улыбается. Большие белые зубы и красная губная помада. На душе мрачнеет – а я-то, оказывается, надеялся. Действуй самостоятельно. Как будто так бывает. Интересно, они поспешат избавиться от меня, когда увидят мои низкие оценки или когда прочтут мое сочинение о том, что я делал на летних каникулах в центре содержания несовершеннолетних правонарушителей?

– Я согласился быть вашим идеальным мальчиком с картинки, а вы согласились организовать мне прослушивание. – Пройти прослушивание я могу и сам. Может, толку от меня и немного, но в музыке я хорош.

Сейчас моя средняя школа – лишь промежуточная ступень, после которой большинство рано или поздно оказываются в центре для несовершеннолетних правонарушителей. Если я хочу добиться в жизни чего-то большего, пора начинать шевелиться по-настоящему. До ареста единственным хорошим во мне была музыка. И теперь музыка не даст сорваться. Программа юных исполнителей – моя единственная надежда на резюме, которое позволит поступить в колледж.

– Я не просил вас куда-то меня проталкивать. Я только просил устроить мне прослушивание.

– Мы не можем, – резко бросает Синтия и на секунду закрывает глаза, а потом снова изображает притворное радушие и веселость. – И хотели бы помочь, но ты наш образец, реклама программы «Второй шанс». Будем надеяться, скоро весь штат узнает и о тебе, и об успехе губернаторской программы. Но мы не станем делать ничего такого, что вызвало бы критику. Именно поэтому офис губернатора не станет обращаться к кому-то с просьбой о любезности. Информация об этом мгновенно просочится в прессу, а для нас критически важно, как воспримут программу общественность и средства массовой информации. Жаль, но все будет так, как должно быть.

– Думаете, они допустят к прослушиванию несовершеннолетнего правонарушителя?

– Информация о несовершеннолетних правонарушителях у нас закрыта.

– Да, но мои документы будут говорить сами за себя. И как я объясню перерыв в учебе? Частью нашей договоренности было ваше обещание помочь нам всем с планами на будущее. Так что, если в этом цирке я – танцующая обезьянка, то на меня это не распространяется? Тогда в чем моя выгода от выступления здесь?

– Ты сам согласился представлять программу, и твое согласие было частью сделки. Сейчас ты предпочитаешь видеть это в негативном свете. Ты не знаешь и знать не можешь, что из всего этого выйдет, пока не поучаствуешь в программе. Старайся думать позитивно. Если веришь в хорошее, оно и случается.

Я порывисто поднимаюсь, и стул, скрипя, едет по полу.

– Открою вам секрет. В детстве я верил, что если надеяться и сильно хотеть, то и еда появится. Так вот, это не срабатывало. Так что я знаю, что из этого выйдет. У кого нет ничего, того и имеют.

Не лучший тон для разговора с куратором, но пусть уж так, чем обложить ее матерными ругательствами.

Мой психолог говорил так: не можешь справиться с эмоциями, выйди из ситуации. И вот я поворачиваюсь и иду к выходу.

– Далеко не уходи, – говорит мне вслед Синтия.

Ей беспокоиться не о чем. Поводок, на котором она меня держит, такой тугой, что дышать трудно, и такой короткий, что я сам удивляюсь, почему еще не распростерся на полу. По крайней мере, теперь я знаю, что и как, и понимаю, что снова оказался среди проигравших.

Эллисон

– Не смей больше тащить животных домой, – заявляет мама перед полным залом народа, и лишь огромным напряжением воли удается сдержаться и не показать, как я оскорблена и унижена ее публичными выговорами. Мы в конференц-зале, и часы отстукивают секунды до начала папиной пресс-конференции. – Пес, которого ты притащила вчера, перевернул вверх дном прачечную. Мало того что повсюду грязь, так он еще и рычал на меня. Как ты могла привести домой что-то опасное?

– На меня он не рычал.

– Он ужасен.

– Малыш потерялся. – Я слышу раздражение в собственном голосе. – Кто-то же должен был ему помочь!

– Кто-то, но не ты! Я говорю совершенно серьезно. Больше никаких животных. Мне надоело приходить домой и думать, не ждет ли меня за дверью какой-нибудь голодный зверь.

Накануне бедняжка свернулся рядом со мной. Я накормила его, вымыла в ванне, еще раз накормила, и он положил голову мне на колени и наконец закрыл глаза. Мне песик понравился с того самого момента, когда его темные, испуганные глазки посмотрели на меня.

– Ты, наверно, сама напугала его, открыв дверь в мою комнату. И без присмотра он оставался не больше трех минут.

– Элль. – Папа произносит мое имя так, словно ставит точку. Он уже выдал мне сотню запретов и наказов: не приносить домой животных, не пререкаться с мамой, не спорить. Делать, что сказано.

– Вы не оставите нас на несколько минут? – Папа обращается ко всем в зале. – Элль, можешь остаться. – Он очень редко просит меня выйти, поскольку родители предпочитают не выпускать меня из виду.

В зеркале встречаюсь взглядом с Эндрю и пытаюсь определить, не выдал ли он. Эндрю двадцать два года, он в нашем штате личность известная, и наши семьи хорошие друзья. Его дедушка – уходящий в отставку сенатор, человек, которого все любят и уважают. Сам Эндрю пользуется большой популярностью, и я понимаю почему. Он не просто шикарный блондин с зелеными глазами и накачанным телом, но и наследник огромного состояния.

Но отношения у нас с Эндрю сложные. Я не только «сестренка-в-нагрузку», но и в тринадцать лет призналась ему в вечной любви. Он рассмеялся, я расплакалась и с тех пор смущаюсь, теряюсь и краснею каждый раз, когда вижу любопытство в его глазах.