Читать книгу "Солги со мной - Сабин Дюран"

Во время рекламы я сбежал на кухню под предлогом, что хочу заварить чай. Элис ответила и, кажется, обрадовалась моему звонку. Договорились на следующей неделе посидеть в модном бистро в Клапхеме.

Наше первое настоящее свидание ударило по карману (она настояла на «ужине-дегустации»), но я решил рассматривать его как выгодное вложение средств. Я за ней приударил. Приударил всерьез. Вычислил наиболее подходящую тактику, определил, на какие кнопки нажать, и нажимал. То, как она говорила о моей дурной репутации у Эндрю, по всем статьям тянуло на сексуальное возбуждение. Ее, как многих женщин, явно заводили подонки. Помимо этого, она недвусмысленно дала понять, что любит униженных и верит в доброту человеческого духа. Во время первого ужина я поведал ей душещипательную историю о девушке, которая в колледже разбила мне сердце («Нет, не Флорри»), моей боязни снова быть отвергнутым и, естественно, страхе перед ответственностью. Мы благопристойно попрощались на улице, а на следующее утро я отправил ей цветы с тщательно продуманной открыткой («Спасибо, что ты не такая, как все») и закидал ее сообщениями, в которых становилось все больше флирта. («Вечер был чудесным…», «Весь день о тебе думаю…», «Миссис Маккензи, понимаете ли вы, что со мной сделали?..», «Когда же мы будем грешить?»)

Потребовалось две недели и еще два свидания, прежде чем она наконец сдалась и вняла моим мольбам. За это время я убедил ее, что она стала не только моей страстью, но и музой. Признался, что до встречи с ней почти бросил писать, а теперь, впервые за долгие годы, ощутил себя во власти подлинных эмоций. Каждый день трудился в Лондонской библиотеке, заканчивая работу над романом, который в издательских кругах ожидают с замиранием сердца. Я сыпал избитыми фразами и смотрел, как она заглатывает наживку, приписывая себе заслугу по моему творческому и эмоциональному возрождению.

Чтобы поддерживать легенду, пришлось порядком изворачиваться. Элис понятия не имела, что я съехал с Ламбс-Кондит-стрит. Или что неувязочка с кредитором – солидный должок в баре – заставила меня избегать Сохо. Да и бесплатного читательского абонемента в библиотеку у меня больше не было – Алекс вернулся и его реквизировал. Теперь я целыми днями простаивал у книжных разделов в благотворительных магазинах или пил чай в «Пышечке», дешевом кафе в конце Шин-лейн. Заметая следы, взял за правило встречаться с Элис исключительно в Клапхеме, подавая это как предупредительность: чтобы у нее было время заскочить домой и привести себя в порядок или проверить, как «движется у Фиби подготовка к выпускным» (даже вызубрил на зубок ее излюбленные словечки). Заявил, что ничуть не возражаю против ужинов дома.

– Ты само понимание! – хвалила Элис, наспех стряпая спагетти путтанеска или курицу по-итальянски (готовила она потрясающе). – Не хочу каждый вечер оставлять детей.

На самом же деле, хотя мне вскоре прискучило пялиться на кислые лица подростков за столом, я приходил в восторг, что не надо тратить деньги. Ухаживать за женщиной ее уровня оказалось недешево. Например, был скользкий момент, когда она решила, что я пойду с ней на благотворительный ужин «Найди Джесмин», по девяносто фунтов с носа! Чтобы открутиться, наплел про день рождения крестника.

Сначала моей целью была освобождающаяся комната – к сентябрю я надеялся достаточно сблизиться с Элис (этакий близкий друг с привилегиями), чтобы переезд туда казался естественным, само собой разумеющимся шагом. Но уже в первые недели наших отношений стало вырисовываться нечто более прочное. Я представлял себя если не мужем, то во всяком случае хозяином дома. Хозяином ее двуспального пухового одеяла, ванны на декоративных львиных лапах, забитого до отказа холодильника и кота. Я рассеянно размышлял о страховке Гарри. Ее отпрыски, конечно, были ложкой дегтя – потная и неуклюжая помесь ворчания и гормонов. Однако в целом идея была не лишена приятности. Я не влюбился в Элис. Я оценивал ее объективно, замечал приметы возраста: резкие морщины на лбу, гусиные лапки вокруг глаз. Мое чувство сложно описать. Возможно, к ней тянулся скорее ум, чем тело. Меня влекла ее кипучая энергия, уверенность в себе, способность разобраться в самых запутанных стратегиях и проблемах. Когда она отвечала на звонок коллеги по работе или какой-нибудь инициативной группы («Женщины против того», «Юристы против сего»), я возбуждался, просто слушая ее голос. От одного профессионализма этой женщины у меня перехватывало дыхание.

Распалялся я и еще по одной причине – более тонкой, связанной с некоторой недоступностью Элис. Даже в постели не покидало ощущение, что она не открывается мне полностью. Она вроде бы на самом деле мной интересовалась: искренне расспрашивала о моем «oeuvre»[2], смеялась над шутками, по моей просьбе раздевалась, обнажая бледную полупрозрачную кожу с милыми растяжками на животе и густой растительностью лобка. Чего она не делала, несмотря ни на какие мои старания, так это не испытывала оргазма. Моя amour propre[3] была прострелена навылет. Когда, выбросив презерватив, я возвращался в постель, она удовлетворенно вздыхала и утыкалась лицом мне в шею. Однажды я решил отказаться от «амуниции». Подпер подбородок руками и внимательно посмотрел в ее полуприкрытые, как месяц, глаза.

– Твоя очередь, – произнес я, готовясь опуститься вниз. – На этот раз не отвертишься!

Она выскользнула из-под меня, повернулась на бок, потянула одеяло и, горбясь, спустила ноги с кровати. Накинула на плечи поношенный вафельный халат.

– Я больше не кончаю, – сказала она ровно. – Не то чтобы мне не нравилось – еще как! – но я не кончаю.

– Может, тебе будет легче и… приятней, если перейти на таблетки?

Она покачала головой.

– Наверное, дело в чувстве вины.

– Гарри… – сказал я и закрыл глаза. – Конечно. Бедная моя!

Принялся осыпать ей шею поцелуями. Она со смехом вырвалась. В спальне – неряшливой комнате, где в беспорядке валялись одежда, украшения, китайские фонарики и пыльные свечи – имелась своя ванная, куда и ушла Элис. Я слышал, как она мочится. Откинулся на подушки, руки над головой, расправил грудь и постарался отмахнуться от невеселых мыслей. По-моему, даже сказал: «Мне же лучше». И все-таки я думал о Гарри, большом сильном покойнике в чаше ее постели. Внутри меня крепла твердая решимость, клятва, что в скором времени Элис будет не просто моей, а моей целиком.

Хотя дом на Пиросе не упоминался с нашей первой ночи, ее расплывчатое предложение я не забыл. Мысль о том, что я проведу с ней лето, медленно переворачивалась в подсознании. По возвращении в Клапхем Элис сама предложит жить вместе. Таким образом, Греция была важной частью моей завоевательной кампании.

Впервые уверенность моя поколебалась после очередной встречи с Эндрю.

Я прекрасно понимал, что Элис проводит с ним много времени. Как профессионально, так и дружески. (Именно он в конце концов пошел с ней на благотворительный ужин «Найди Джесмин».) Я не пересекался с ним довольно долго, однако всегда с досадой чувствовал его присутствие. Как-то в субботу обнаружил на спинке стула шарф на шелковой подкладке. «Эндрю забыл», – объяснила Элис. В другой день он оставил для нее на кухонном столе конверт с бумагами на подпись. Пару раз мне почудился запах его лосьона после бритья «Вест индиан лаймз».