Читать книгу "Преступное венчание - Елена Арсеньева"

Цыган сорвал с Лизы тулуп, затем приподнял одну из дверей и, пригнувшись, протиснулся в клетушку, волоча за собой девушку. Здесь цыган проворно затянул на ее руке петлю, а другой конец веревки накрепко прикрутил к одному из столбов частокола. Толкнув Лизу так, что она растянулась на снегу, Вайда выскочил из клетушки, приподнимая за собою висячие двери и закрепляя их на небольшой высоте. Оказавшись на воле, он обежал частокол, припал к ограде рядом с Лизой.

– Знаешь, что это? – выкрикнул он. – Садок для волков! Чуть смеркнется, они тут будут. Вон для них притрава, – он махнул в сторону деревянной загородки, скрывающей поросенка. – А теперь еще и ты.

– Нет! – закричала Лиза, бросаясь на ограду.

– Не пытайся. Не повалишь. Случается, и медведь сюда забредет, так что накрепко слажено, – ухмыльнулся цыган. – Ну, где кольцо? Отдашь?

Господи! Да будь у Лизы сейчас это кольцо!.. Кольцо, кое ничего для нее не значило, кроме памяти о Неониле Федоровне, кроме подтверждения, что она и впрямь относится к почтенному, старинному, богатому роду, принадлежать к которому не хочет, не желает!

– Молчишь? Ну, молчи, молчи! Еще покричишь! – Цыган накинул на плечи тулуп, в три прыжка одолел прогалину, взметывая снежные вихри, и скрылся в лесу.

Зуб на зуб не попадал, босых ног Лиза уже не чувствовала, в ушах ломило от поросячьего визга. Подбежала к висячей двери, насколько позволяла длина веревки.

Сил расшатать колья ограды у нее не хватит. Может быть, удастся распутать узлы и проскользнуть под дверь?

Однако та оказалась приподнята на столь малую высоту, что под нее можно протиснуться только плашмя. Дверь держалась на оцепах, которые были насторожены на язычках, привязанных к дощатой приваде. Все вместе напоминало огромную мышеловку. Лиза догадалась: волки, которых приманит своим визгом обезумевший поросенок, сбегутся к садку и, протиснувшись под двери, будут стараться достать запертую животину, прыгать вокруг загородки, а значит, рано или поздно наступят на язычки. Дверь сорвется, и выход волкам окажется заперт.

Хотя зачем им рваться к поросенку? У них будет более легкая добыча!

И в это мгновение в глубине еловой чащи зародился, а потом раскатился над лесом и взмыл к быстро меркнущим небесам леденящий душу волчий вой.

Лиза рванулась к присыпанному снегом язычку, чтобы, нажав на него, обрушить дверь и получить хоть какую-то защиту, но веревка была слишком коротка, и девушка упала, не дотянувшись. Вскочила, кинулась к деревянной притраве, думая вскарабкаться на нее. Нет, не пускает веревка! Тогда она попыталась распутать узел, но он был слишком тугой, а пальцы от мороза онемели, едва слушались. Последняя надежда! Лиза впилась зубами в петлю, охватывающую руку. Но веревка оказалась крепка. Она была пропитана дегтем и, залубенев на морозе, в кровь раздирала губы. На миг оторвавшись, чтобы перевести дух, Лиза увидела, что солнце неумолимо скатывается за острые вершины, в зените сгущается мгла, а на сугробах вспыхивают желтые огоньки…

То шли волки.

У Лизы вдруг иссякли последние силы. Прислонилась к ледяным кольям и с предсмертным, обреченным спокойствием следила за мельканием серых призрачных силуэтов уже совсем рядом.

«Матушка Пресвятая Богородица! – будто сквозь сон подумала Лиза. – Господи, Боже мой милостивый! Прими мою душу грешную! Сделай так, чтобы скорее… скорее!..»

Но было очевидно – скорой смерти ей не суждено, а ждет ее смерть мучительная. Тогда, в последнем трепете гаснущего разума, подняв скользкую, будто черная змея, веревку, Лиза захлестнула вокруг шеи петлю, затянула узел и что было силы рванулась в сторону…

Если бы она подождала немного, совсем чуть-чуть!.. Если бы подождала немного, увидела бы, как из леса выскочил Вайда, перебежал поляну, в немыслимом прыжке взлетел на оледенелые колья ограды и приземлился рядом с лежащей замертво Лизою. Он выдернул из-за пояса нож, полоснул по черной петле, стянувшей девичье горло. И, стремительно распрямившись, принял на тот же нож первого волка, который проник в садок.

Если бы Лиза могла сейчас очнуться, она услышала бы, что в жуткое смешенье волчьего воя, тяжелого дыхания Вайды, предсмертного хрипа зверя, повизгиванья поросенка вдруг ворвался гром выстрела, и огненная вспышка вмиг развеяла алчную стаю. Серые тени таяли во тьме леса, на прогалину выбежал высокий человек, держащий наперевес ружье. За ним поспешала Татьяна с пылающим факелом в руке.

Лиза их видеть не могла, но цыган увидел. Запаленно дыша, он вскочил на деревянную крышу притравы, оттолкнулся и перелетел через высокий частокол. Вслед ему ударил новый выстрел, да напрасно: только снег осыпался с тяжелых ветвей, отмечая путь Вайды, который растворился меж елей, оставив цыганке и незнакомцу высвобождать из волчьего садка Лизу.

Недвижную, беспамятную, но живую.

Глава 7

Нижегородский семинарист

– Ну, полно, полно, девонька! Будет спать-то! Полжизни проспишь!

Лиза открыла глаза и ужаснулась. Опять это смуглое до черноты лицо с жуткими розовыми шрамами! Цыганка, Татьяна. А значит, где-то близко Вайда!

Но Татьяна улыбнулась:

– Хватит тебе бояться. Никого больше здесь нет. Сгинул Вайда, будто сроду не бывал. А ты, гляди, более в обморок не ударяйся. Я извелась за тобой ходить-то! С самого октября без памяти лежишь. Раз пришла в себя – и опять из-за Вайды провалилась в беспамятство!

– А сейчас что на дворе? – спросила Лиза, пытаясь приподняться и глянуть в отворенное окошко, сквозь которое вливались золотистые полосы солнечного света и накатывали легкие волны лесных запахов.

– Май пришел, – развела руками Татьяна. – Черемуха начала напукопываться. А ты все спишь. Так ведь и до смерти проспать можно!

Лиза слабо улыбнулась шутливой укоризне в ее голосе.

– Ничего не помню, – тихо сказала она. – И вспомнить не могу, сил нет.

– Ясное дело! – кивнула Татьяна. – Откуда им быть? Ты полгода одними отварами травяными жива. Ни хлебца, ни мяса, ни рыбки. Так, водичка, а в ней какая сила?

– Ой, – с трудом выдохнула Лиза, едва справившись с судорогой, вдруг опоясавшей живот. – Христа ради дай мне поесть! С голоду умираю!

Татьяна строго подняла палец.

– Не больно-то, девонька, разохоться! Нутро от тяжелого отвыкло, в одночасье помереть можно. Вот в молочко хлебца накрошим, это как раз по тебе. Но хорошо, что есть хочешь. Значит, жить хочешь! А то просто беда с тобою. Лежишь, словно бы смертным зельем опоена.

Лиза слушала будто сквозь сон. Жизнь вливалась в нее с каждым глотком молока, с каждым кусочком хлеба, тепло расходилось по телу блаженными волнами, и слезы наворачивались на глаза.

Наконец она отставила миску и откинулась на подушку, слишком измученная даже этими несколькими движениями. Татьяна неслышно вышла, так же тихо вернулась и, подойдя к Лизиной постели, внезапно бросила на нее охапку свежесорванной зелени.