Читать книгу "Память Вавилона - Кристель Дабо"

Подросток и сам говорил с акцентом – видимо, с вавилонским, – в котором сочетались напевность и четкость звуков. В этом юноше все было изящно и мягко: нежные оленьи глаза, длинные черные шелковистые волосы, тонкие черты лица и даже красиво уложенные складки одежды. Офелия была явно старше его годами, но сейчас чувствовала себя перед ним беспомощным ребенком.

– Я потеряла сумку и документы, – сказала она, сама устыдившись своего дрожащего голоса. – И не знаю, что делать. Я тут впервые, на Вавилоне…

Подросток с трудом шевельнулся в своем кресле, и Офелию снова поразила в нем какая-то непонятная странность.

– Пройдите вон по тому бульвару до самого конца, а затем по мосту, – ответил он, рукой указывая направление. – Оттуда вы увидите очень высокое здание, похожее на маяк; оно заметно даже издали, так что вы уже не заблудитесь.

– А что это за здание?

Подросток слегка улыбнулся.

– Мемориал Вавилона. Именно там проходила Двадцать вторая Межсемейная выставка. Вы ведь о ней спрашивали гида, не так ли? Sorry, miss, я не удержался и подслушал вас. Мой отец называет любопытство «прекрасным недостатком», а я вечно вмешиваюсь в то, что меня не касается. И еще слишком много говорю, – смущенно добавил он, – но это я тоже унаследовал от отца. А по поводу сумки не переживайте: я уверен, что она скоро найдется. На Вавилоне честность считается гражданским долгом.

Офелия не знала, как его благодарить. Этот мальчик вернул ей бодрость духа.

– Спасибо вам, месье?..

– Амбруаз. Только, пожалуйста, без «месье», miss.

– А я Оф… Евлалия. Спасибо, Амбруаз!

– Удачи вам, Евлалия, и…

Он явно хотел добавить еще что-то, но смолчал. Офелия побежала прямо через площадь, запруженную транспортом, под возмущенные звонки велосипедистов и рикш, но все-таки, не удержавшись, посмотрела назад: ее мучило ощущение, что она упустила нечто важное. И поняла, чтó именно, увидев, как Амбруаз пытается привести в движение свое кресло.

Кресло было инвалидным. И одно из его колес застряло между булыжниками мостовой.

Офелия кинулась обратно, вызвав новую бурю негодования водителей, и налегла всем телом на спинку кресла, чтобы высвободить колесо. Амбруаз удивленно взглянул на нее: он думал, что девушка уже далеко.

– Просто смешно, – сказал он со смущенной улыбкой, – всякий раз я тут застреваю. Вот из-за этого я никогда не стану хорошим таксвистом.

– Таксвистом?

– Да, miss, так называется водитель такси, которое останавливают свистом. Разве на вашем ковчеге таких нет?

Офелия ограничилась неопределенным кивком, и Амбруаз снова удивленно посмотрел на нее.

– Я помог вам, а вы помогли мне. Теперь мы друзья.

Это заявление прозвучало так искренне, что Офелия не раздумывая пожала протянутую руку юноши. Вот тут-то она и поняла, в чем крылась главная странность: его правая рука находилась слева, а левая – справа. И судя по тому, куда смотрели носки его туфель без задников, с ногами дело обстояло точно так же. Офелия никогда еще не видела такой необычной аномалии, как будто Амбруаз тоже ухитрился когда-то застрять в зеркале.

– Если я устрою вас в качестве таксвиста, miss Евлалия, садитесь в мой экипаж!

Он повернул какую-то рукоятку, и за спинкой его кресла со скрежетом выдвинулась узкая скамеечка; Офелия неловко уселась на нее и чуть не упала, когда Амбруаз отпустил тормоз и «экипаж» рванулся вперед. Тряска была такая, что девушка ощущала под собой каждый встречный булыжник. Ей приходилось несколько раз покидать свое место, чтобы вызволить колеса, застревавшие между камнями. Большой зонт, плохо прикрепленный к спинке кресла, раскачивался под порывами ветра; его скрип заглушал мягкий голос Амбруаза, который что-то рассказывал, пытаясь развлечь свою пассажирку. Словом, поездка оказалась не очень-то комфортной, но Офелия забыла обо всех неудобствах в тот миг, когда кресло въехало на мост и Амбруаз указал ей своей «перевернутой» рукой на здание вдали.

Под бездонным небосводом высилась, пронзая море облаков, гигантская башня в виде спирали, увенчанная стеклянным куполом; она располагалась на ковчеге-спутнике, таком крошечном, что один ее бок висел над пустотой. Однако архитектурное равновесие было соблюдено настолько искусно, что это сооружение, вопреки всему, выглядело незыблемым.

– Это и есть Мемориал Вавилона, наше самое древнее здание, – объявил Амбруаз. – Его возвели еще до Раскола, но от той постройки осталась только половина. Ходят слухи, что там заключена коллективная память человечества.

«Память человечества», – повторила про себя Офелия. При мысли, что Торн, быть может, отправился именно туда, у нее гулко забилось сердце. Она перегнулась через спинку кресла, чтобы Амбруаз мог ее расслышать.

– Значит, только половина?

– Часть башни обрушилась в момент Раскола, но Лорды восстановили ее много веков назад. Я люблю бывать в Мемориале, там столько интересных книг! Я готов сидеть в библиотеке с утра до ночи! Обожаю чтение, а вы? Как-то раз даже сам попытался что-то написать, но, видно, я не только скверный таксвист, но и скверный сочинитель: увлекаюсь и все время застреваю на побочных темах. Только не подумайте, что Мемориал – какая-нибудь старая замшелая библиотека, miss Евлалия. Это самое что ни на есть современное книгохранилище, там есть и семейнотеки, и трансцендии, и фантопневматика! И все это создали Лорды!

Офелия понятия не имела, что такое семейнотеки, трансцендии и фантопневматика, но слово «Лорды» ей почему-то было знакомо. Потом она вспомнила, что видела его на всех рекламных плакатах, облепивших трамваи.

– А безглавый солдат? – спросила она. – Он у вас тут есть?

Амбруаз так резко нажал на рычаг тормоза, что Офелия ударилась головой об его затылок.

– Никогда не говорите так на людях, miss, – прошептал он, испуганно глянув через плечо на девушку. – Не знаю, как оно принято у вас, но здесь, на Вавилоне, действует Индекс.

– Индекс?

– Да. Это список всех слов, которые запрещено произносить вслух. Всех, которые имеют отношение к… ну, вы понимаете… – Амбруаз наклонился к Офелии и шепнул ей на ухо: – К войне.

У Офелии снова бешено застучало сердце. Значит, табу, введенные Богом, действуют и на Вавилоне?!

– Я полагаю, что вы имели в виду старинную статую у входа в Мемориал, – продолжал Амбруаз уже более непринужденно, снова приведя в движение свое кресло. – Ей столько же веков, сколько и башне.

– А как туда попасть?

– На трамаэро, miss.

Офелия уже собралась спросить у юноши, что такое трамаэро, но он ее опередил:

– Послушайте, если вы хотите посетить Мемориал или разыскать свою сумку, вам прежде всего нужно переодеться. Вас никуда не впустят в этом платье.