Читать книгу "Президент пропал - Джеймс Паттерсон"

Вот он садится на диван, я – в кресло. Спикер оттягивает манжеты рубашки и устраивается поудобней. Одет он соответственно должности влиятельного законодателя: серо-голубая рубашка с белым воротником и манжетами и ярко-красный галстук в идеальную крапинку. Все цвета флага на месте.

Новообретенная власть кружит ему голову: он пробыл спикером всего каких-то пять месяцев, границ своей силы еще не знает, а потому особенно опасен.

– Я спрашивал себя, для чего вы меня пригласили, – продолжает спикер. – Вам ведь известна одна из легенд, которые тиражируют СМИ: дескать, мы с вами готовимся заключить сделку. Вы отказываетесь от борьбы за второй срок, а я сворачиваю слушание.

Медленно киваю. Да, слышал.

– Но я сказал помощникам: идите-ка пересмотрите видео с пытками наших ребят, которые во время «Бури в пустыне» вместе с капралом Джоном Данканом попали в плен. Представьте их испуг. Вообразите, что творилось у них в головах, если они на камеру поносили родину. Потом, говорю, попытайтесь вообразить, что иракцы сделали с Джоном Данканом, когда тот, единственный из американских пленных, отказался ругать свою страну перед объективом камеры. И вот когда эта мысль уложится у вас в голове, сказал я помощникам, задайтесь вопросом: отступится ли Джон Данкан в бою с кучкой конгрессменов?

Выходит, он так и не понял, ради чего пришел.

– Лестер, – говорю, – а знаете, почему я ни с кем это не обсуждаю? То, что было в Ираке?

– Может, из скромности?

Качаю головой:

– Скромность в Вашингтоне не живет. Причина в том, что есть вещи важнее политики. Пусть не рядовой конгрессмен, но спикер палаты представителей эту простую истину усвоить обязан. И чем скорее, тем лучше… Лестер, сколько раз за свой срок я отказывался обсуждать тайные операции со специальными комитетами по разведке? Или, когда случай был особенно щекотливым, с Бандой восьмерых?

Закон предписывает установить факты, прежде чем инициировать тайную операцию, а после поделиться фактами со специальными комитетами по разведке палаты представителей и Сената – желательно, до начала операции. Однако если вопрос особенно деликатен, круг посвященных лиц можно ограничить так называемой Бандой восьмерых: спикер и лидер меньшинства в палате представителей, лидеры большинства и меньшинства в Сенате, а также председатели и самые старшие члены обоих комитетов по разведке.

– Господин президент, я работаю спикером всего несколько месяцев, но за это время, насколько понимаю, вы ни разу не отступали от протокола.

– И ваш предшественник, я уверен, рассказал вам, что при нем я ни разу не нарушил правил.

– Да, так и было, – соглашается спикер. – Поэтому меня особенно тревожит, что даже Банде восьмерых ничего не известно о событиях в Алжире.

– А меня тревожит, Лестер, что вы не понимаете: раз уж на сей раз никого не посвятили в детали тайной миссии, на то должна быть веская причина.

К его бледному лицу приливает немного краски, на скулах играют желваки.

– Даже постфактум, господин президент? Если время не ждет, вам дано право сперва действовать, а раскрывать факты позже, но вы и сейчас не спешите ничего рассказывать. Вы нарушаете закон.

– Лестер, спросите себя: почему? – Откидываюсь на спинку кресла. – Зачем мне поступать именно так? Представляя вашу реакцию? Понимая, что сам преподношу вам повод для импичмента на серебряном блюде?

– Ответ может быть лишь один, сэр.

– Правда? Какой же, Лестер?

– Что ж, если говорить открыто…

– Да ладно вам, мы здесь одни.

– Ответ такой: у вас просто нет хорошего объяснения своему поступку. Пытались как-то договориться с опасным террористом, помешали ополченцам убить его, чтобы выторговать мир, дружбу, любовь на известных только вам условиях. И вам почти удалось выйти сухим из воды. Мы могли никогда не узнать об инциденте в Алжире, а вы все отрицали бы.

Он подается вперед, уперев локти в колени. Смотрит прямо на меня, так напряженно, что глаза чуть не слезятся.

– Однако убили американского парнишку, а его смерть записали на видео, показав потом миру. Вас уличили – а вы по-прежнему не желаете сознаваться, ведь письменного приказа с вашей подписью и печатью нет… Так вот, Конгресс от своих надзорных функций не откажется. Пока я у должности, я не позволю ни одному президенту творить что вздумается и заключать сделки с террористами, которые своих обязательств все равно не выполнят. До тех пор, пока…

– Достаточно, Лестер.

– …пока я в должности спикера палаты представителей, эта страна…

– Довольно! – Вскакиваю на ноги. Лестер, ошарашенный, тоже встает.

– Говорите прямо, – велю я. – Камер здесь нет. Не притворяйтесь, будто сами верите в то, что несете. Будто верите, что я просыпаюсь по утрам в одной постели с террористами и шепчу им слова нежности. Мы с вами оба знаем: я прямо сейчас велел бы пристрелить эту гниду, послужи это на благо страны наилучшим образом. Отдаю вам должное, Лестер, вы классный манипулятор. Но не везде стоит нести пургу: мол, я пытаюсь мириться с «Сынами джихада». Входя в Овальный кабинет, извольте оставлять притворство за порогом.

Лестер пораженно моргает. Как рыба, вытащенная на берег. Отвык уже, что на него повышают голос. Однако молчит, знает: я прав.

– Я, как могу, потворствую вам, Лестер. Чем дольше я держу рот на замке, тем ярче разгорается ваше пламя. Вы прилюдно вышибаете из меня пацифистскую дурь, а я сижу и лепечу: «Спасибо, сэр, можно еще?» И уж конечно, вы давно сообразили: раз я не следую своим политическим инстинктам и до сих пор не сказал ни слова, значит, на то есть чертовски серьезная причина. Значит, на кон поставлено нечто жизненно важное.

Некоторое время Лестер смотрит на меня. Затем, потупившись, прячет руки в карманы и перекатывается с носков на пятки.

– Тогда откройтесь, – говорит он. – Не разведке, не Банде восьмерых. Мне. Если все и впрямь так важно, то расскажите.

Лестер Роудс – в числе самых последних людей, кому я стал бы сообщать детали происходящего.

– Нельзя, Лестер. Нельзя. Я прошу довериться мне.

Было время, когда спикеру палаты представителей хватило бы этих слов, но то время давно прошло.

– На это я пойти не могу, господин президент.

Интересный подбор слов: не просто «не пойду», а «не могу пойти». На Лестера чудовищно давит собственный кокус[12], особенно огнеглотатели: эти реагируют на каждое слово в социальных сетях и на радио, и подливают масло в огонь. Они создали в умах масс карикатуру на меня, и уже не важно, есть ли в ней хоть толика правды.

– Вспомните кибератаку в Торонто, – говорю. – «Сыны джихада» не взяли на себя ответственность. Подумайте: где бы ни совершили теракт, они всегда берут на себя ответственность и предупреждают страны Запада: мол, не лезьте в наш уголок мира, в Центральную и Юго-Восточную Европу. Чтобы мы не вливали туда деньги, не засылали войска. А сейчас – иначе. Почему, Лестер?