Читать книгу "Диана де Пуатье - Филипп Эрланже"

— Я никого так не любил, как своего брата, которого я потерял, но даже на его благородство я не полагался бы больше, чем на Ваше.

— Прекрасно! Представьте тогда, что Вы говорите с братом, которого Вы так любили, и примите как добрый совет то, что он Вам скажет. Вы погибнете сами, или погубите Вашу родину. Взвесьте все, как следует. Если Ваш замысел раскроется… Вы умрете, и умрете бесславно. Если Вам удастся его осуществить, Вам придется противостоять Вашим родным, друзьям, всем, кто Вас любит, всему, что было Вам дорого.

Он говорил так много и так пылко, что, по крайней мере, в тот момент можно было поверить в его искренность.

— Ах! — вскричал Бурбон. — Чего же ты от меня хочешь? Они все у меня забрали, у меня больше ничего нет, они хотят, чтобы я закончил свои дни в нищете и позоре!

Они упали друг другу в объятья и зарыдали.

— Кузен, — сказал, наконец, коннетабль, — не будем больше говорить об этом, я отрекаюсь от своего плана… Поклянись мне снова, что не расскажешь об этом никому, а я клянусь, что больше тебе не придется думать об этом постыдном безумстве.35

Возможно, Бурбон просто хотел ввести в заблуждение своего наперсника, чтобы тот отбросил всякие сомнения. Может быть, его другу достаточно было уехать, чтобы Бурбон изменил свои намерения. Как бы то ни было, он подписал договор, который открывал дорогу в четыре раза более мощному вторжению во Францию, и отправил послания тем людям, на чью поддержку он надеялся.

Так, 12 августа Сен-Валье принял у себя Пелу ле Жёна и Симона, называемого Бриу. Эти люди, как ему позже пришлось рассказать на процессе, удовлетворились тем, что напомнили ему о клятве, хотя в действительности все обстояло совершенно другим образом: Бурбон поставил своего кузена в безвыходное положение. Оказавшись перед выбором между лояльностью и долгом феодала, Жан де Пуатье, по традиции, принял сторону своего сюзерена.

В это время другой посланец по имени Ларси собирался подвергнуть испытанию верность двух нормандских дворян, Матиньона и д'Аргужа. Вникнув в детали заговора, Матиньон и д'Аргуж, несмотря на свои обязательства перед принцем, пришли в ужас. Это было уже не то время, когда жадные до наживы и приключений вассалы с безразличием относились к судьбе своей страны, лежащей в разрухе.

Обеспокоенные задачей никого не предать в открытую, два нормандца нашли странное решение проблемы, которое позволило бы им облегчить свою совесть. Они исповедовались и разрешили священнику поступить с их признаниями на его усмотрение. Священник тут же побежал к Великому Сенешалю и все ему рассказал.

Людовик де Брезе не подозревал о том, что его тесть играл какую-то роль в зловещем замысле коннетабля. Оправившись от первого потрясения, он ощутил радость от того, что стал хранителем такого секрета. Разве теперь не в его руках были судьба государства, жизнь короля, ведь Матиньон сказал, что заговорщики собирались свергнуть его и затем предать смерти (хотя Бурбон и был против убийства)? Он мог стать спасителем Франции, покрытым почестями, славой, усыпанным золотом! Это стало бы апофеозом его несколько блеклой карьеры.

Король, ничего не подозревая об опасности, нависшей над ним, подготавливал новый поход через Альпы. Он уехал из Парижа, объявил свою мать регентшей, а Бурбона — королевским наместником. На самом деле он рассчитывал отправиться в Мулен, навестить коннетабля, по отношению к которому он, как казалось, сменил гнев на милость, и увезти его с собой в Италию. В то время как он направлялся в Мулен, гонец Великого Сенешаля летел во весь опор к Луизе Савойской. Она также не заставила себя ждать и помчалась к своему сыну. В Ниверне Франциску стало известно о предательстве:

«Один из самых значительных людей королевского происхождения собирался совершить государственную измену и даже посягнуть на жизнь короля».

Уже пересекали Франш-Конте немецкие ландскнехты, нанятые Бурбоном, английская армия производила высадку в Кале, испанцы подходили к границе. К счастью, коннетабль попросил своих союзников замедлить движение до тех пор, пока королевская армия не окажется в Альпах. Он же, в ожидании, притворялся больным.

Франциск нанес ему визит, засыпал его вопросами. Вместо того, чтобы защищаться, Бурбон заявил, что хотел узнать о намерениях императора и раскрыть их королю. Франциск сделал вид, что поддался на эту уловку. Он был очень любезен, пообещал, что процесс не причинит большого вреда кузену, которого он очень любит и назначает командующим передовым отрядом. Пусть Карл едет вместе с ним, они смогут вспомнить славную битву при Мариньяно! Коннетабль сослался на то, что слишком страдает и не может двигаться, но письменно заверил короля в том, что повинуется, как только почувствует себя здоровым. На этом они расстались.

Бурбон притворился, что уезжает, доехал до Ла Палисс, затем вернулся в Шантель, сопровождаемый бесконечными и бесполезными мольбами королевского оруженосца. Седьмого сентября испанцы вошли в Гасконь, немцы в Шампань. В ночь с 9-го на 10-е коннетабль, узнав о том, что королевский отряд из четырех тысяч человек готовится окружить Шантель, сбежал с одним человеком по имени Помперан.

Совершив романтическую одиссею, он, наконец, достиг имперских земель, где встретил посланника Франциска, даровавшего ему полную амнистию. Он ответил:

«Слишком поздно».

Этот мятежник наивно ждал, когда же верные ему люди поднимут восстание. Он «опоздал на шестьдесят лет». Войны уже не становились следствием феодальных распрей. Теперь столкновения происходили между нациями.

* * *

Со времени своей последней встречи с коннетаблем Франциск I обосновался в Лионе. Сен-Валье ежедневно ходил к нему на поклон, и каждый раз его принимали наилучшим образом. Все это время шли поиски доказательств его виновности. А 5 сентября король отдал приказ маршалу де Шабанну осадить Шантель. Вечером он пригласил Жана де Пуатье на ужин. По возвращении домой граф был очень неприятно удивлен появлением господина д'Обиньи, который объявил об его аресте; та же участь постигла еще семерых дворян: Эймара де При, Франсуа Декара, Пьера Попильона, Сен-Бонне, Жильбера Ги, называвшегося Бодманш, Бриона и Дегера. Не пощадили и служителей церкви: к епископам Отена и Пюи также нанесли визит лучники. Сен-Валье привели к королю, с которым он только что распрощался, но его взору предстал совершенно другой человек. Дав волю долго сдерживаемому гневу, великан чуть не убил пленника собственными руками, в чем ему с огромным трудом помешали.

На следующий день королевские уполномоченные — канцлер Жан Бринон, Рене Савойский, главный распорядитель двора, и маршал де Шабанн — вместе с докладчиком в королевском совете Гильомом Люлье приступили к первому допросу. Сен-Валье отрицал все, кроме своей всем известной дружбы с коннетаблем. Его отвезли в Тарар, затем в Лош, причем нисколько с ним не церемонились. Его слуга Реньо де Ла Дюше написал в письме девице Тернуар, одной из служащих замка Ане: