Читать книгу "История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I - Фредерик Коплстон"

С помощью этой фигуры хорошо видно, что десять – это сумма одного, двух, трех и четырех; иными словами, первых четырех целых чисел. Аристотель рассказывает нам, что Эврит вместо чисел использовал камешки и благодаря такому способу получал «квадратные» и «прямоугольные» числа4. Если мы начнем с единицы и будем добавлять нечетные числа, располагая их в форме «гномона», то получим «квадратные» числа, а если мы начнем с двойки и будем добавлять четные числа, то получим «прямоугольные».

Такое использование чисел в виде фигур или связи числа с геометрией помогает понять, почему пифагорейцы рассматривали объекты как сами числа, а не просто как исчислимые предметы. Они перенесли свои математические концепции на порядок, которому подчиняется вещественная реальность. Так, путем наложения нескольких точек образуется линия, не просто в воображении математика, но и во внешней реальности; аналогичным образом поверхность образуется путем наложения нескольких линий, а тело – путем сочетания нескольких поверхностей. Точки, линии и поверхности, таким образом, являются реальными элементами, из которых состоят все тела в природе, и в этом смысле все тела следует рассматривать как числа. В самом деле, любое материальное тело служит выражением числа 4 (тетрактос), поскольку оно состоит, как четвертая стадия, из трех элементов (точек, линий, поверхностей). Но насколько отождествление предметов с числами может быть приписано привычке представлять числа в виде геометрических фигур и как далеко пифагорейские открытия в области музыки распространялись на весь мир, сказать исключительно трудно. Бернет считает, что первоначальное отождествление вещей с числами было основано на открытии, что все музыкальные звуки могут быть сведены к числам, а не на отождествлении чисел с геометрическими фигурами. Однако, если рассматривать объекты – как, очевидно, пифагорейцы их и рассматривали – как сумму определенного количества материальных точек и если в то же самое время рассматривать числа с геометрической точки зрения как суммы точек, очень легко представить себе, как был сделан следующий шаг, а именно отождествление объектов с числами5.

Аристотель, в уже цитировавшемся выше изречении, говорит, что пифагорейцы утверждали, что элементами числа являются «чет и нечет, из которых первые являются беспредельными, а вторые – предельными». Откуда взялось утверждение о беспредельности и предельности чисел? Для пифагорейцев ограниченный космос или мир был окружен беспредельным или безбрежным космосом (воздухом), которым он «дышит». Таким образом, объекты ограниченного космоса не отделены наглухо от беспредельного, но содержат в себе примесь его. Пифагорейцы, рассматривая числа с геометрической точки зрения, считали, что они (будучи четными и нечетными) тоже являются продуктами предельного и беспредельного. С этой точки зрения тоже было очень легко перейти к отождествлению чисел с объектами; причем четные числа отождествлялись с беспредельными, а нечетные – с предельными. В качестве объяснения можно привести тот факт, что гномон нечетных чисел составляет фиксированную форму квадрата (предельная фигура), в то время как гномон четных чисел составляет постоянно изменяющуюся форму прямоугольника (беспредельная фигура).

Когда дело дошло до определения, какое число соответствует какому объекту, фантазия пифагорейцев разыгралась. Например, можно понять, почему справедливости соответствует число 4, но кто объяснит, почему польза – это 7, а живость – 6? 5 было провозглашено числом, олицетворяющим брак, поскольку 5 состоит из 3 – первого мужского числа – и 2 – первого женского числа. Тем не менее, несмотря на все эти причуды фантазии, пифагорейцы внесли очень большой вклад в развитие математики. Теорему Пифагора как геометрический факт применяли в своих вычислениях еще шумеры: однако пифагорейцы, как отмечает Прокл, вышли за границы простых арифметических и геометрических фактов и свели их в дедуктивную систему, хотя она, конечно, сначала была элементарной. В целом геометрия пифагорейцев, можно сказать, составляет основную часть книг Евклида I, II, IV, VI (и, возможно, III) с указанием, что пифагорейская теория пропорций неприменима в области несоразмерных величин. Теория, решившая эту проблему, была создана при Евдоксе в Академии.

Пифагорейцы считали, что Земля не только имеет форму шара6, но и не является центром Вселенной. Земля и планеты вращаются – вместе с Солнцем – вокруг центрального огня или «очага Вселенной» (который отождествлялся с Единым). Мир вдыхает воздух из безграничной массы, окружающей его, и воздух – это Беспредельное. Здесь мы видим влияние Анаксимена. (Согласно Аристотелю, в книге «De Caelo» («О небе») пифагорейцы отвергали геоцентризм не потому, что он не объясняет некоторые явления, но по собственным, чисто произвольным причинам.)

Пифагорейцы представляют для нас интерес не только своими математическими и музыкальными исследованиями; не только потому, что их общество носило религиозный характер; не только потому, что они верили в переселение душ; не только своей математической метафизикой – по крайней мере, в той ее части, где она не занимается «материализацией» чисел7, – но и потому, что они стремились порвать de facto с материализмом милетских космологов; а также потому, что они оказали большое влияние на Платона. На его взгляды, вне всякого сомнения, оказала воздействие пифагорейская концепция души и ее судьбы (возможно, что он позаимствовал у них доктрину триединого характера души). Пифагорейцы придавали большое значение душе и ее правильному воспитанию, эту идею очень ценил Платон и был верен ей всю жизнь. На Платона очень сильно повлияли также математические взгляды пифагорейцев, хотя очень трудно определить точно, в какой мере. Одним словом, мы не погрешим против истины, если скажем, что философские взгляды Платона сложились под сильным влиянием идей пифагорейцев.

Глава 4

Слово Гераклита

Гераклит был аристократом и жил в городе Эфесе. Если верить Диогену, в годы 69–й Олимпиады, иными словами, в 504—501 годах до н. э., его деятельность достигла наивысшего расцвета; однако точных дат его жизни никто не знает. Должность басилевса в его семье передавалась по наследству; однако Гераклит отказался от нее в пользу своего брата. Он был, по–видимому, меланхоликом, не любил и чуждался общества. Гераклит с презрением отзывался как о своих современниках, так и о великих людях прошлого. Вот что он говорил о жителях своего родного города: «Эфессцы сделали бы доброе дело, если бы удавились все до одного взрослые мужчины и оставили бы город безбородым юношам, ибо они изгнали Гермодора, лучшего среди них, заявив: «Мы не потерпим, чтобы среди нас жил человек, превосходящий нас во всем; если таковой найдется, пусть он живет на чужбине и с чужими людьми»1. И вновь заявляет: «В Приене жил Биа, сын Тевтама, который был поумнее других». Он говорил: «Среди людей большинство – плохие»2.