Читать книгу "Белые на фоне черного леса - Елена Минкина-Тайчер"

Сначала я думала, что его обидели. Нет, никто ничего не заметил. Опрос больничных нянечек показал, что в последний приезд Вася вел себя обычно, гулял с Мариком по коридору, сидел на стуле рядом с кухней, у всех на глазах. Более того, самая разговорчивая и пожилая, Клавдия Ивановна, уверяла, что Вася вовсе не понимает никакой речи. Сколько раз, мол, пыталась расспросить, угостить конфеткой – даже спасибо не скажет!

Я упрашивала, укоряла, купила новенький пластмассовый паровозик на веревочке, показывала, как Марик будет его тянуть, когда начнет ходить. Никакой реакции! Вася молча поворачивался и уходил. Пытались подъехать через Катю, благо она начала понемногу говорить, но более пустой затеи трудно было придумать. Катя улыбалась, хлопала длинными ресницами, пыталась залезть ко мне на руки, наконец с большим удовольствием завладела паровозиком. Все! Я сдалась.

– Если не хочешь ехать, то и не надо! Я тебя не заставляю. Но я думала, что мы друзья и что я могу тебе помочь.

– Не надо помогать. Ничего не надо. Мы будем с Катькой тут жить.

Но на этом история не закончилась, потому что буквально через неделю позвонила Людмила Николаевна:

– Линуся, милая, рада слышать! Что новенького? Я тут хотела уточнить один факт. Эти дети, Гроссманы, о них появилась какая-то новая информация? Нет?! И абсолютно никаких документов? Прекрасно! Нет-нет, я не то хотела сказать. Конечно, ничего прекрасного. Тогда другой вопрос: откуда вообще возникла идея, что они братья? Со слов? Ребенок может сказать что угодно! А если он малыша просто на улице нашел? Нет, никого я не подозреваю, дело в другом. Понимаешь, есть прекрасный вариант усыновления! Пара религиозных американских евреев, богатые, как сам Ротшильд, бездетные. Услышали имя Марк Гроссман – просто посинели от восторга. Только подумай, какое везение ребенку – из русских подкидышей в американские миллионеры! Нет, не думаю, что они возьмут троих детей, скорее начнут сомневаться в их национальности, и вся затея рухнет. Да, моя дорогая, тебе я могу сказать правду – они обещали оплатить ремонт отделения. Представляешь, снесем пару боксов, заменим трубы, унитазы, пол на кухне! Может быть, даже выкрою место для игровой комнаты. Второй раз такой возможности никогда не представится! В общем, я подписываю! Ах, Алина Карловна, мы-то с тобой можем разговаривать откровенно, кто и когда у нас соблюдал законы?

– Вася, – я нарочно увела его в актовый зал, подальше от детей и взрослых, – Вася, ты знал, что Марика хотят усыновить? Почему ты опять молчишь?! Я же хочу решить, как лучше!

– Пусть.

– А ты понимаешь, что такое усыновление?

– Любой дурак понимает. А что такое евреи?

– Ничего особенного, такая национальность. Вот мой папа, например, был немец, а наша воспитательница Тамара Павловна – украинка. Ты не хочешь больше ничего спросить?

– А они точно богатые?

– Точно.

– Ладно, я обедать пойду.

– Ну иди. Иди обедать. Да, я слышала, Катя разговаривать начала, я очень рада!

Вот и все. Марик станет богатым американцем, Людмила Николаевна сделает ремонт в отделении, служба опеки сэкономит на устройстве одного сироты, может, другим детям перепадет. Отчего же такая отвратительная горькая тоска?

Вечером я специально задержалась после ужина, хотела еще раз поговорить с Васей, но его нигде не оказалось. Этого не хватало! Я бросилась в актовый зал, в туалет, в служебный коридор, потом наконец в младшую группу. Уф! Катя спокойно сидела с другими малышами и смотрела мультик.

– Катенька, ты не знаешь, где Вася, он тебе ничего не говорил?

– Бежает! – радостно доложила Катя и тут же потянулась обниматься. Обнималась она жутко забавно – сначала протягивала ручки, чтобы я ее подняла, а потом цепко обхватывала руками за шею и ногами за бедра и висела, как на дереве, счастливо улыбаясь. Если я пыталась ее снять, она послушно отпускала руки, но крепче цеплялась ногами, потом опять перехватывала руки, потом опять ноги – и так до бесконечности.

– Подожди, подожди, моя радость, что значит «бежает»?

– Просто бежает. Ногами. На улице. Сказал, три круга бежает и приходит домой. А у тебя конфетка есть?

Тетя Наташа, Алина Карловна и Света. Калуга. Июнь 2007 года

Вот скажу я вам по-свойски – сегодня не воспитание, а сплошная распущенность! Я, считай, тридцать лет в детдоме нянечкой работаю, на заводе бы давно грамоту дали за выслугу лет. И укладываю, и на горшок поднимаю, и пожалею, и наподдам. Только и слышно – тетя Наташа туда, тетя Наташа сюда! До последнего времени и утренняя уборка вся была на мне, – Алина Карловна Светку-то оформила, а мне по-своему доплачивала. Но теперь новую уборщицу пусть ищет, я сына женила, хватит спину рвать, всех денег не заработаешь.

Да, одно могу сказать – раньше был порядок. Обеды, уборка, праздники – всё по расписанию. Банный день – значит, банный день, спать – значит, спать. А сегодня сплошные вольности, этот мыться не хочет, тот жрать требует среди ночи. Алина Карловна женщина душевная, ничего не могу сказать, но уж слишком неорганизованная. Даже с одеждой никакого порядка – куртки у всех разные, рубашки разные, пока постираешь, пока разложишь по группам, и день прошел. Раньше, бывало, всем купят хорошие одинаковые платья, байковые или ситцевые по погоде, с понедельника наденем, в пятницу постираем. Банты тоже одинаковые – в будний день коричневые, как у школьников, на 7 Ноября – красные, на Новый год – белые. Ох, с праздниками теперь вовсе не разберешься! И названия такие, что не упомнишь. Только и остались из старых Восьмое марта да Новый год. А что нашим детям Восьмое марта, стихи про матерь, подарки матери, горе одно! Нет, еще День Красной армии остался, только и он по-другому называется. Я, грешна, не люблю военные праздники, сразу папу покойника вспоминаю, как он выпивал да плакал. Я, говорит, кровь проливал за счастливую жизнь, а теперь все счастье – пакет гречки и две банки тушенки. Это в начале девяностых ветеранам пайки стали выдавать, сильно голодное было время. Тогда и дети голодали, и мы возле них, яичка лишнего не возьмешь. Сейчас, конечно, другое, но не дожил он. Так я и говорю – зачем каждой девочке ленты другого цвета?! Они же путаются, бросают где попало, а ты потом ищи. Про мальчишек и вовсе молчу! Им лишь бы не мыться и не раздеваться. Сколько раз ночью из кровати вынимала в штанах и носках, хорошо если ботинки снял. Так она еще игрушки разрешила в постель класть. Кто кошку, кто зайца. Пыль одна! Вон Егорка, музыкант наш, раз двоих с собой уложил – собаку и здоровенного медведя, сам чуть в проход не падает. Я ему говорю – ты бы их по краям расположил, а сам в середине, и теплее будет, и не свалишься. А он, знаете, что отвечает? Ой, не могу, ой, смех и горе! Нет уж, говорит, лучше я с краю лягу, а то они ночью станут трахаться и меня совсем задавят. Вы такое слыхали?! Пятый год ему пошел. Видно, дома насмотрелся. Так-то он парень занятный, веселый, музыку любит – страсть. Алина Карловна даже велела машинку ему специальную купить с наушниками, вроде приемника, так он теперь целыми днями с нею на животе ходит и головой трясет. Вот кто-то взял бы на усыновление, такой хороший парнишка, да сестра у него больная на всю голову. Как привяжется с разговорами, хоть беги, и все рассуждает, рассуждает сама с собой. Говорят, мать у них в психбольнице, поэтому и родительских прав лишили. И сестра такая же вырастет, новых дурачков нарожает. Беда. А на усыновление кто ж такую возьмет? Значит, и Егорке путь заказан, по новому закону брата и сестру разъединять нельзя.