Читать книгу "Ола и морской волк - Барбара Картленд"

Когда она вновь попадет в беду, он к тому времени будет, возможно, на другой стороне мира. Но куда он намерен отправиться, маркиз еще не решил.

«Наверное, лучше всего отправиться в Средиземноморье, по крайней мере для начала», — подумал он.

Он вспомнил, как красочно описывал Смоллетт[3]Ниццу, и знал, что в это время года там настоящая весна, много солнца и голубое море.

«Ницца так Ницца, — сказал он себе. — Не все ли равно?»

Там такое голубое море! И тут он вспомнил глаза Сары.

— Она преследует меня в мыслях — вот что она делает! — воскликнул он.

Маркиз представил, как она обхватила руками шею Антония и подняла к нему свое лицо — о, какое знакомое движение, которое, как он самонадеянно верил, она дарила только ему.

Разве она не повторяла, что любит его так, как никогда никого не любила?

Его глаза застилало пламя гнева, и вновь сжимались кулаки.

— Проклятие! Проклятие! Проклятие ей! — громко восклицал он, и его голос сливался со свистом ветра и с внезапным хлопком парусов, когда судно накренилось на правый борт.

«Нам предстоит бурный переход», — подумал маркиз.

Глава 3

Ола была настолько усталой, что, в отличие от маркиза, не слышала подъема якоря и не почувствовала, как подбрасывало и швыряло яхту после выхода из гавани.

Она спала глубоко и без сновидений, пока ее не разбудил стук в дверь, Когда она сказала: «Войдите!», появился стюард и, передвигаясь осторожно по каюте, поставил закрытую чашку — такую, которую используют, как она слышала, в море в ненастную погоду, — рядом с ее кроватью.

— Нам предстоит бурный переход, мисс, — сказал он. — Я принес вам кофе, а если вы хотите чего-либо поесть, то шеф постарается сделать, что можно, хотя сейчас трудновато работать в камбузе.

— Кофе — все, что мне нужно, — ответила Ола, — и большое спасибо вам.

— Я бы посоветовал вам оставаться здесь, мисс, — сказал стюард, уходя. — «Сухопутному моряку», как мы обычно говорим, ничего не стоит сломать ногу в такую плохую погоду.

Ола поняла, что он тактично не упоминает о морской болезни, которая может у нее разыграться, но она-то знала, что была хорошим моряком.

Ее отец был влюблен в море, и когда она была еще маленькой, он часто катал ее в лодке, и она скоро поняла, что, как бы ни волновалось море, ее никогда не укачивало.

Когда стюард ушел, она подумала, что надо было спросить его, в какое время они достигнут Кале.

У нее было предчувствие, что если она не будет готова .сойти на берег, как только они причалят, это вызовет недовольство маркиза.

Когда прошлым вечером они шли к судну в густом тумане, она уже догадывалась, что он был недоволен собственным великодушием, когда предложил перевезти ее через пролив.

Он резко распорядился, чтобы стюард проводил ее в каюту, и она почувствовала тогда, что ее судьба висела на волоске, поскольку он был одинаково готов как исполнить роль доброго самарянина, так и предоставить ее воле судьбы.

Она содрогнулась при мысли о том, как ужасно было бы выйти замуж за Жиля. Она никогда раньше не думала о нем как о мужчине, пока он не проявил своего предательства, стремясь завладеть ее состоянием.

«Это большая беда — иметь столько денег, — думала Ола про себя, — если бы у папы был сын, я не оказалась бы в таком ужасном положении».

Однако был бы сын или нет, она знала, что отец не смог бы избежать женитьбы на ее мачехе, коль скоро она решила женить его на себе.

Ола теперь хорошо понимала, как легко все это произошло.

Она училась в монастыре во Франции, когда умерла ее мать, Она бы не успела вовремя на похороны, поэтому отец не послал за ней и даже не сообщил ей письмом о случившемся, но потом приехал к ней сам, чтобы смягчить ее боль от печальной вести.

Они поплакали вместе, горюя о женщине, которую оба любили. Отец вернулся в Англию один, и Ола постоянно говорила себе, что это и явилось фатальной ошибкой.

Конечно же, ей следовало поехать с ним, чтобы заботиться о нем, но ни ей, ни ему и в голову не приходило, что она должна прекратить обучение из-за утраты, понесенной отцом.

Когда ей исполнилось семнадцать лет и она окончила двухлетнее образование во Франции, организованное ее матерью, она вернулась в Англию, но было уже слишком поздно.

Отец был одинок и несчастен без близких, с кем мог бы поговорить о любимой жене.

Мачеха была их соседкой, и она сумела пустить в ход свое очарование и мягкость, что ей легко удавалось для собственной выгоды, и так втерлась в доверие к отцу, что он не сомневался — без нее ему не прожить.

Они поженились всего за два дня до возвращения Ольг домой, и как только она встретилась со своей мачехой, то поняла, что подобная спешка была неслучайной, чтобы Ола не успела вмешаться и отговорить отца.

Ола увидела, что мачеха явно стремилась занять то общественное положение, которое она и получила, став после замужества леди Милфорд, да к тому же еще муж обеспечивал ее деньгами, которых она всегда жаждала.

Дочь сразу раскусила истинную суть мачехи, которую та умело скрывала от мужа.

Оле казалось, что она когда-то встречала новую жену отца, но никак не могла припомнить, где и когда это было, а также сомневалась, чтобы леди Милфорд раньше обращала внимание на дочь соседа, которого видела прежде не часто.

Но маленькая девчурка или подросток, сильно отличалась от повзрослевшей падчерицы, к тому же потрясающей красавицы. Когда лорд Милфорд умер, Ола унаследовала большое состояние, превышавшее в десять раз то, что было оставлено его вдове.

Если вначале леди Милфорд с ревнивой завистью относилась к красоте Олы, то теперь она завидовала еще и ее деньгам, и ненависть мачехи взорвалась с такой же силой, как бомба анархиста.

Ола лишь очень кратко рассказала маркизу испытанные ею страдания. Невозможно было описать ему те муки, которые она вынесла из-за постоянных попреков да еще физического страха перед мачехой.

Леди Милфорд до такой степени ненавидела красоту падчерицы, что одно только ее появление вызывало в ней гнев, поэтому Ола всегда боялась, что мачеха найдет способ испортить ее лицо, о чем порой грозилась в сердцах.

Будучи человеком независимым, смелым, Ола решила наконец-то скрыться от мачехи.

Она хорошо понимала, что это будет нелегко, но с каждым днем все больше чувствуя себя узницей в собственном доме, в котором когда-то была так счастлива, она поняла, что как бы ей ни было трудно надо непременно бежать отсюда.

Жиль оказался настоящим Иудой именно тогда, когда она меньше всего ожидала этого, и такой удар окончательно сразил бы любого с менее твердым характером.