Читать книгу "Основано на реальных событиях - Дельфина де Виган"

Л. оказывала на меня по-настоящему гипнотическое воздействие. Л. удивляла меня, забавляла, интриговала. Смущала.

У Л. была особая манера смеяться, говорить, ходить. Не похоже, чтобы Л. старалась мне понравиться или подладиться под меня. Напротив, она восхищала меня способностью оставаться самой собой. (Сейчас, когда я пишу эти строки, я осознаю всю их наивность: откуда спустя столь короткое время мне было знать, кто такая Л.?) Все в ней выглядело просто, словно ей стоило хлопнуть в ладоши, чтобы появиться вот такой, естественной и абсолютно адекватной. Когда я прощалась с Л. после короткой встречи или продолжительного телефонного разговора, я частенько продолжала оставаться под воздействием этого контакта. Л. оказывала на меня мягкое насилие, глубокое и волнующее, причины и значения которого я не знала.

Спустя несколько недель после нашего знакомства Л. установила между нами частоту встреч, какой у меня не было ни с одной из подруг. По меньшей мере раз в день тем или иным способом она посылала мне сигнал. Записочку утром, какое-нибудь соображение вечером, крошечный рассказ, написанный специально для меня (Л. владела искусством в нескольких словах рассказать приключившуюся с ней историю или набросать портрет человека, с которым только что познакомилась). Она посылала мне сделанные тут и там фотографии, странные или шокирующие намеки, более или менее связанные с нашими разговорами или пережитыми вместе ситуациями: например, какой-то человек в поезде, погруженный в чтение моей последней книги в переводе на китайский язык; афиша концерта Великой Софи[5] – однажды я призналась Л., что мне нравятся ее песни; реклама новой плитки черного шоколада моей любимой фирмы. Л. откровенно выражала свое желание общаться со мной. Стать моей подругой. Не отдавая себе отчета, я стала ждать этих сигналов. И этих звонков. Я звонила ей чаще всего, чтобы рассказать какие-то малозначительные события. Мы стали переписываться по электронной почте.

Я не сразу заметила, до какой степени Л. вернула к жизни мою ностальгию по последним годам отрочества, по тому моменту, когда я повзрослела, осознала свои жизненные устремления. Л. возродила всесилие моих семнадцати лет, невероятную энергию, владевшую мною в течение нескольких месяцев, прежде чем меня охватили страх, тревога и чувство вины. Л. напомнила мне именно тот конкретный момент моей жизни, когда я вернулась в Париж после четырех лет, проведенных у отца, мои первые студенческие разговоры в кафе на улице Рима, киносеансы в Латинском квартале, знакомство с Колин, наши розыгрыши в метро, изобретенный нами, по звучанию напоминавший какой-нибудь славянский, язык; наши безмолвные беседы, когда мы во время лекций перекидывались написанными справа налево в честь актера, сыгравшего Авеля Тиффожа[6], записочками, которые следовало читать сквозь листок или при помощи зеркала. Бесконечная, неразрывная нить, поддерживающая общение. Способ делиться всем: страхом и желанием.

Л. его возродила, этот не допускающий возражений властный способ быть в контакте с другом, возможный только в семнадцать лет.

Тем не менее образ отношений, установившийся между Л. и мной, напряженный и постоянный, вполне успешно вписывался во взрослые параметры моего существования.

Например, хотя она задала мне всего несколько вопросов о Франсуа, она прекрасно приспособилась к образу нашей жизни и ритму наших свиданий. Она знала мое расписание и что некоторые дни отданы Франсуа. Кстати, Л. очень скоро заинтересовалась моими детьми. Разумеется, она догадалась, что такое отношение даст ей особый доступ в мою личную жизнь, тем более что оно было необходимым условием любому углублению наших отношений. Л. часто расспрашивала меня про Луизу и Поля, просила описать их характеры или поделиться воспоминаниями об их детстве. Порой мне казалось, что Л. хочет наверстать упущенное время, то, когда она их не знала. Но Л. с таким же интересом следила за периодом, который они переживали: уверены ли они в себе при приближении экзаменов на бакалавриат, определились ли уже со своим будущим?

Л. указала мне парочку документов, касающихся профессии, которая интересовала Поля, и по почте прислала материал о национальном училище гражданской авиации, куда собиралась поступать моя дочь. Позже по электронной почте она отправила мне очень полную информацию о художественных ремеслах и профессиях, а также классификацию и местоположение подготовительных курсов по точным наукам.

Должна признать, что сначала меня удивил столь стремительный интерес Л. к моим детям. Затем мне показалось, что такая тревожность объясняется дурацким предрассудком: почему бы женщине, не имеющей детей, не интересоваться чужими отпрысками? Однако факт остается фактом: способность Л. слушать, когда речь шла о моих материнских заботах, была бесподобна. Испытываемый близнецами Луизой и Полем страх при мысли о разлуке, ощущаемая ими, безусловно, необходимость избежать этого, их выбор, официальные запросы, заполнение личных дел, письма с разъяснением побудительных мотивов, сбор профессиональных пожеланий на таинственном информационном приложении прошедших экзамены на бакалавриат, предоставленных в распоряжение учащихся, а потом ожидание… Сколько этапов Л. пережила вместе со мной, как если бы это в высшей степени касалось ее.

Л. задавала вопросы, интересовалась новостями, иногда высказывала свое мнение.

Сегодня мне бы хотелось сказать, что Л. интересовалась не Луизой и Полем, а местом, которое они занимали в моей жизни: их влияние отражалось на моем настроении, сне, доступности для общения. Сегодня мне было бы легко написать, что Л. интересовалась мной как писателем.

Л. потребовалось немного времени, чтобы понять, что два этих аспекта моей личности неразрывно связаны между собой. До какой степени Луиза и Поль годились для того, чтобы паразитировать, тревожить, мешать или, наоборот, способствовать моей работе – вот, конечно, что именно хотела оценить Л. Кроме того, занятия, выбранные каждым из них, должны были заставить их покинуть Париж: дочь уезжала в провинцию, сын – за границу. Сегодня легко было бы предположить, что Л. радовалась, что осенью они разъедутся. Но я знаю, что это несправедливо, все не так просто. По правде говоря, с Л. никогда ничего не было просто. Оглядываясь назад, я думаю, что интерес, который Л. проявляла к моим детям, был одновременно глубже и сложнее всего этого. Л. испытывала подлинное восхищение перед матерями вообще и передо мной в частности. Л. нравились мои рассказы о детях, я в этом уверена, воспоминания об их раннем детстве, о том, как они росли, об их детских увлечениях. Она требовала деталей, интересовалась нашей незамысловатой семейной мифологией. Теперь, когда прошло время, я должна сказать, что Л. поразительно понимала моих детей. Мне неоднократно случалось рассказывать ей о своей тревоге, споре, недопонимании между ними или между ними и мной, и она тотчас улавливала суть, помогая мне таким образом справиться. Однако Л. никогда не испытывала необходимости познакомиться с ними. Я бы даже сказала, что она избежала всех способствовавших их встрече обстоятельств. Она не присоединялась ко мне, когда я ходила в кино с детьми, а когда я предлагала где-нибудь встретиться, спрашивала, буду ли я одна. Кроме того, она никогда не приходила ко мне, зная, что дети дома, и, если сомневалась, не рисковала.