Читать книгу "Норманны. Покорители Северной Атлантики - Гвинет Джонс"

Но в то время как 60 тысяч жителей острова постепенно накапливали проблемы, которые обрушились на их голову в XIII столетии, они же одновременно подготовили необычайный триумф в сфере литературного творчества. Первые поколения исландцев были счастливыми наследниками и хранителями необычайно яркой и своеобразной культуры, которая процветала в то время в Скандинавии и о которой мы можем судить по кораблям, рабочим инструментам, оружию, скульптурам, надписям и прочим образцам, представленным в музеях Осло, Стокгольма и Копенгагена. Все эти предметы являются ярким свидетельством необычайного мастерства норманнов. Но Исландия налагала свои ограничения на эту культуру. На острове практически не было поделочного камня и дерева, пригодного для резьбы (хотя до нас дошел ряд замечательных образцов, по которым можно судить об уровне мастерства исландцев, – как, например, дверь церкви в Вальтьовсстадире). Там не было достаточно металла для литья. Существует также очень мало свидетельств того, что исландцы интересовались музыкой. Выразить свои артистические наклонности они могли лишь посредством слова, и по особенной милости судьбы многое из написанного ими сохранилось до наших дней. Долгие, темные зимы были хорошим временем для сочинительства, а необходимость убивать большую часть приплода скота привела к тому, что у исландцев не было недостатка в тонком пергаменте. Введение христианства и ознакомление с книгами привели к распространению практичного алфавита и удобного книжного формата. Переписывание и копирование книг, получившее начало в имениях богатых вождей, епископов и в монастырях на севере и юге страны, а позднее распространившееся по всему острову, развернулось в доселе невиданном масштабе. До сих пор в библиотеках Европы находится около 700 исландских манускриптов или их фрагментов, но все это, по словам Сигурда Нордала, не более чем «жалкие обломки, оставшиеся от целой флотилии». Общее же количество таких манускриптов было, по самым скромным подсчетам, в десять раз больше.

Содержание значительной части этих манускриптов известно далеко за пределами Исландии. Наиболее значительным из них является «Кодекс Региус 23654», в котором собраны Песенная Эдда – подлинное сокровище германских народов, и два творения Снорри Стурлусона: Прозаическая Эдда, в которой этот замечательный мастер восстановил языческую мифологию норманнов, поведав о том, «как жили боги и как они умрут», а также «Хеймскрингла» – великолепная «История норвежских королей», которая считается непревзойденным описанием национальной норвежской истории. Здесь же представлены семейные саги (общим числом около 120), поэзия скальдов и другие стихи, которые сохранились, будучи вставленными в прозаический текст.

Менее знакомыми, но столь же ценными для читателей, интересующихся северной историей, являются такие фундаментальные труды по истории Исландии, как «Либеллус Исландорум» Ари Ученого – «отца исландской истории», и «Ланднамабок» с ее описанием освоения земель, первыми поселенцами, их детьми и внуками. Не менее интересны мифологические и легендарные сказания древних времен: «Форнальдарсёгур» – повествование о чудесах и приключениях, о славе Скьёльдингов и горестях Сигурда и Гудрун; епископские предания, а также на редкость драматичное описание исторических событий XII и XIII веков – «Сказание о Стурлунгах». Но помимо этих великих народных произведений, существует немалое число других, менее значительных литературных свидетельств эпохи. Исландцы с огромным усердием переписывали и переделывали на свой вкус произведения зарубежных авторов. Они перевели историков всех периодов – от Саллюстия до Джерри Монмаута. Существует многотомная коллекция произведений, описывающих деяния святых и апостолов. С неменьшим энтузиазмом исландцы перевели с романских языков сказания о Тристане и Ивейне, Эрике и Бланче-флоре. Складывается общее впечатление безграничной и бесконечной деятельности, широкого и мощного потока словесности, вытекающего из восприимчивых и пылких умов и вливающегося в бесчисленные рукописи.

Саги, без сомнения, относятся к письменному периоду литературы. Мы уже выяснили, что условия жизни в средневековой Исландии необычайно благоприятствовали развитию устной повествовательной традиции, и нам известно немало случаев, когда подобного рода истории рассказывались наизусть перед королями за родными пределами, а также на свадьбах, приемах и разного рода собраниях у себя дома. Но саги в том виде, в котором мы их знаем, имеют литературную традицию. Вне сомнения, устные рассказы и стихотворные произведения также послужили тем материалом, который использовали в своей работе сочинители саг. Но было бы неверным считать, что они просто записывали истории, передававшиеся из уст в уста. Современная наука все более убеждает нас в том, что саги основывались на письменных источниках. Среди таких источников были произведения национальных и зарубежных авторов, исторические труды, легенды, проповеди и поучения. Среди работ, использовавшихся создателем «Сказания об Эйрике Рыжем», были не только устные истории потомков Торфинна Карлсефни, но, скорее всего, «Гренландская сага» и, вне всякого сомнения, «Стурлубок», а также «Жизнь Олафа Трюгвасона», написанная монахом Гунн-лаугом Лейфссоном. Большое влияние оказала на исландские саги церковная литература, географические и генеалогические описания (последнее особенно верно в случае с такой книгой, как «Хауксбок»). Сочинители сказаний были, как правило, хорошо образованными людьми, ответственно относившимися к своей работе. Они умело обрабатывали как устный, так и письменный материал, и было бы несправедливо считать их простыми переписчиками ранних повествований.

Слово «сага» (множественное число «сёгур») означает «нечто рассказанное, облеченное в слова», а в более упрощенном понимании – прозаическую историю или повесть. Обычно этот термин используют для обозначения (точнее, выделения в особую группу) тех прозаических повестей, которые являются главным вкладом исландцев в литературу средневековой Европы, – и прежде всего так называемых «Исландских саг» («Ислендингасё-гур»), повествующих о судьбах и взаимоотношениях отдельных героев и целых семей в так называемую «эпоху сказаний», которая длилась с 930-го по 1030 год. Семейные сказания, как их еще иначе называют, являются душой исландской литературы. Про эти сказания также говорят, что они «последнее и самое замечательное» отражение героической эпохи германских народов. Эти саги являются прозаическим (порой достаточно упрощенным) дополнением германской героической поэзии, о которой мы можем судить по таким образцам, как древнеанглийские «Беовульф» и «Мальдонская битва», древненемецкая «Песнь о Хильдебранде», латинские фрагменты, относящиеся к Вальтариусу и Ботвару Бьярки, а также исландские сказания о Хельге и Сигурде Драконоубийце. Концепции характеров и судьбы были у авторов саг теми же, что и у германских поэтов. Судьба, говорили они, всемогуща и неумолима. Человек полностью находится в ее власти. Но в том и заключается величие человека, который может принять свою судьбу, не сдаваясь ей при этом. Если человек безоговорочно покоряется року, то он просто глуп. Если он жалуется, хнычет или старается избежать предначертанного, он тем самым унижает свое человеческое достоинство. Есть лишь один правильный путь – всегда помнить о том, что обстоятельства могут быть сколь угодно плохими, важно лишь то, как человек ведет себя в этих обстоятельствах. В «Сказании о сожжении Ньяла» один хороший и благородный человек – Флози из опоясанного льдом Свинафелла, расположенного под Ватнаёкулем, – сжигает такого же хорошего и благородного человека Ньяла с его сыновьями (а также с пожилой женщиной и ребенком) заживо в их собственном доме. И делает он это вовсе не потому, что ему так хочется, – напротив, он ненавидит свою задачу, но судьба поставила его в такие условия, что он вынужден это сделать. По сути, в этом и заключается трагическая дилемма типичного германского героя: он выбирает не между плохим и хорошим, а между плохим и плохим, и у него нет никакой возможности избежать этого выбора. Именно из этого понимания судьбы и характера исходят авторы саг при выборе своих героев. Имя Бьярни Гримольфссона из «Сказания об Эйрике Рыжем» известно нам не столько потому, что он плавал к берегам Америки, сколько по той простой причине, что он уступил свое место в лодке человеку, который больше дорожил жизнью, чем он сам. Разумеется, наградой за такой поступок стала смерть героя, но зато мы знаем имя Бьярни и не знаем имени того, кто уцелел, – оно просто не заслуживает упоминания. Этот человек оказался лишь эпизодом в судьбе Бьярни. Человеку в то время вовсе не нужно было быть лордом или княжеским сыном, чтобы стать героем саги. Но он должен был обладать несгибаемой волей, поскольку именно она способна восторжествовать над слепой несправедливостью судьбы, сделав человека, как то было в случае с Флози и Бьярни, равным ей по силе.