Читать книгу "В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС - Хендрик Фертен"

Границы Советского Союза продвинулись на запад на триста километров. К нему были присоединены территории к востоку от Брест-Литовска и вдоль реки Буг. На этих обширных территориях проживало 12 миллионов человек. В «награду» за вхождение в состав СССР молодые люди из местного населения были незамедлительно призваны в Красную Армию. Также НКВД переместил из этого региона в Сибирь 1650000 жителей. К 1942 году из них умерло 900000 человек. Кроме того, в 1940 году в советских лагерях для военнопленных находилось 15000 польских офицеров. Они были расстреляны. Весной 1943 года немецкими войсками было обнаружено обширное захоронение в Катыни, в двадцати километрах от Смоленска. Именно там и лежали тела расстрелянных польских офицеров. Однако впоследствии вина за происшедшее была возложена на Германию. И эта ложь отчаянно поддерживалась вплоть до начала 1990-х, пока, наконец, правда не всплыла наружу.

После «уничтожения самого опасного аспекта Версальского договора», как говорил об этом Гитлер, он предпринял шаги к налаживанию отношений с Парижем и Лондоном. Предлагая им мир, Гитлер не понимал, почему Франция и Великобритания должны вмешиваться в военный конфликт между двумя другими странами. Однако Париж и Лондон продолжали упорствовать в своем желании вести войну с Германией, которая впоследствии охватила весь мир.

Французские солдаты успели устать от войны еще до начала боевых действий. Политика в их глазах выглядела мошенничеством, и они не стремились «умирать за Данциг». Когда первые союзные Британские экспедиционные войска высадились в Шербурге, вся французская встречающая «делегация» состояла из одного представителя военно-морского флота, двух полицейских, нескольких старых рыночных торговок и одного рыбака. Здесь не было и намека на радушную встречу «братьев по оружию», какую можно было ожидать в то время. Более того, высшие чины французской армии, уютно расположившись в своих бетонных бункерах на линии Мажино, шутили о британцах: «Британцы будут сражаться до последнего солдата, в смысле — до последнего французского солдата!» Французы вели себя, как если бы не было войны, и у их союзников, отделенных от них Ла-Маншем, создавалось впечатление, что Франция уже проиграла Гитлеру.

К этому моменту война угрожала и Голландии. В конце августа 1939 года правительство страны по радио, в печати, а также в распространявшихся листовках объявило о том, что лица, призванные на военную службу, будут доставляться в места войскового расположения на территории Голландии в специальных поездах. Надо сказать, что боевой дух у этих солдат был очень разным, но, в лучшем случае, его можно было охарактеризовать как «средний». К тому же многие думали, что данные меры предпринимаются по ложной тревоге. И все надеялись, что Голландия, как и двадцать лет назад, избегнет ужасов войны.

Офицерам, отвечавшим за вещевое снабжение, было некогда сидеть сложа руки. Они должны были очищать от нафталина старую униформу и раздавать ее новобранцам. Имевшееся в наличии обмундирование не было пригодно для солдат, вставших на защиту своей страны. В каждом уголке Голландии были спешно созданы общества, которые занимались вязанием носков и перчаток для армии. Нехватка униформы и оружия была катастрофической. На солдатах были разнообразные гражданские шапки. Отправляясь в караул, они зачастую оказывались вооружены не винтовками, а деревянными прогулочными тросточками. Моряки, принадлежавшие к пяти старшим возрастным группам, отправлялись домой через пять дней после своего прибытия на службу. На них в армии не хватало ни бараков, ни провианта, ни обмундирования, ни оружия. Во время мобилизации стал заметен и дефицит квалифицированных офицеров. Всеобщее пренебрежение к армии, взращиваемое политиками, привело к тому, что в 1935–1936 годах не было ни одного заявления о зачислении в голландскую Королевскую военную академию, расположенную в городе Бреда.

Голландцы защитили всю свою береговую линию плавучими минами. Лиман Зирикзе и Схирмонникога был закрыт для судоходства, и деятельность паромной переправы в Великобританию была прекращена. Армия заминировала все стратегически важные мосты и участки на восточной границе. Только после полного завершения этих работ население почувствовало себя хоть в какой-то степени защищенным на случай распространения войны на голландскую территорию. Однако военные начали сомневаться в целесообразности подобных мер, поскольку ничего не знали о том, как проходили молниеносные атаки Германии на Польшу. Они не знали почти ничего и о новейшем оружии Гитлера, его воздушно-десантных войсках. Ни одно из западных государств не обладало подобными войсками. Кроме Германии, они были только у России.

Далеко за Рейном, на линии Мажино с ее неприступной системой бетонных бункеров среди французов царило ощущение, что они в полной безопасности. Сильные люди, подобные Гейнцу Гудериану, создателю современных и независимых танковых полков Третьего рейха, во Франции были малочисленны и далеки от власти. Поэтому никто не слушал Шарля де Голля, когда этот молодой армейский капитан также предложил подобную стратегию ведения современной войны. Высшие армейские чины были гораздо больше озабочены новыми методами, которые, помимо прочего, провозглашали, что «машинное масло грязное, а конский навоз — нет».

Но вернусь в Голландию. В моей семье никто не был мобилизован. Мой отец, защищавший государственные границы в годы Первой мировой войны, был за это освобожден от службы, как и мой старший брат Ян Адриан Маттейс, которому был 21 год. Мой девятнадцатилетний брат Эверт избежал призыва, поскольку к этому времени поступил на обучение в торговый флот. А нам, остальным братьям, было 16, 13, 10 и 4 года — мы были слишком молоды для службы.

В сентябре 1939 года наша семья привычно собиралась по вечерам на террасе, чтобы, глядя на лучи закатного солнца, послушать по радио последние новости. Мы тогда не могли и представить, какой окажется дальнейшая судьба членов нашей семьи, часть которых станет военными, а часть останется гражданскими. Да и как мы могли подозревать о грядущих тяготах, если родились и жили в стране, которая, не считая ее колониальной политики, никогда не воевала. Ни отец, ни дядя не могли рассказать нам о том, насколько ужасна реальность войны. Поэтому то, о чем говорилось по радио, мы находили скорее поразительным, чем роковым, и в силу нашей наивности смотрели, как на чудо, на впечатляющие достижения современной немецкой армии. Продолжительная и яростная кампания против Третьего рейха в средствах массовой информации пробудила в нас чувство протеста и симпатию к Германии, впрочем, как и у многих других молодых людей.

Голландия боролась за свой официальный нейтралитет, в надежде остаться в стороне от разгоревшейся войны, и одновременно играла с огнем. Впоследствии оказалось, что заграничные секретные службы вели активную деятельность в Голландии. Генеральный штаб страны стремился к установлению военных связей с союзниками, не подозревая об этой деятельности разведки противника. В результате шаги Голландии не остались не замеченными Германией, которая тут же отреагировала на них. Немецкими политиками было провозглашено, что Франция и Великобритания намереваются совершить прорыв к Руру, используя разведывательные позиции не только в «нейтральной» Бельгии, но также и в Голландии.