Читать книгу "Стендаль - Сандрин Филлипетти"

Что касается сердечных дел, то Анри еще в Гренобле познакомился с Викториной Мунье, старшей дочерью бывшего депутата Генеральных штатов Жозефа Мунье, который только что был назначен префектом в Иль-э-Вилен. Он был сражен ею как ударом молнии — он собирался даже последовать за нею в Ренн, куда она отправилась вслед за отцом. Маневры, которые он предпринимал для сближения с ней, были, однако, несколько необычны. Вместо того чтобы открыто объясниться с молодой женщиной, он описывал свои чувства к ней — в более или менее завуалированной форме — в письмах ее брату Эдуарду, надеясь, что тот передаст сестре его послания. В ожидании благоприятного поворота событий — а он так и не наступит — юный ловелас, чтобы не терять времени даром, предался нежным чувствам к своей кузине Адели Ребюффель, которая была то очаровательно фамильярна с ним, то совершенно к нему безразлична. Он проявлял упорство в желании нравиться ей, а она умела весьма искусно раздувать искры в неостывшем пепле его чувств. Он добился-таки взаимности, но не ее, а ее матери, Мадлены Ребюффель, которая занялась его любовным воспитанием, — это случилось в конце августа 1802 года.

2 августа Бонапарт был объявлен Первым Консулом пожизненно — мадам де Сталь назвала это вторым шагом к монархии. Наполеон энергично делал карьеру. Бывшие товарищи Анри по Центральной школе тоже делали карьеры в коммерции и банковском деле, а он сам был полон решимости продолжать свое образование — причем во всем сразу. Он жаждет знаний и посвящает свое время прежде всего воспитанию ума. Опасаясь, что целые годы могут исчезнуть из жизни безвозвратно, он торопливо поглощает древних и современных авторов в Коллеж де Франс и в Национальной библиотеке — интересуется Гоббсом, Дестутом де Траси, Вовенаргом и Гольдони; он также берет уроки танцев, начинает изучать английский язык, затем еще греческий и особенно старательно оттачивает свой театральный вкус, не пропуская ни одного спектакля в те дни, когда светское общество бывает в театре в полном составе. В общем, Париж — это именно тот город, в котором он может по-настоящему заняться своим образованием.

По ходу чтения Анри делает многочисленные заметки, записывает интересные мысли — и обрушивает всю эту интеллектуальную и культурную манну на свою сестру Полину. Во времена своих ломбардских перипетий он в изобилии давал ей советы в письмах — теперь к ним прибавляются рассуждения, сентенции и целые страницы философии. Брат беседует с ней о многих вещах, чтобы научить рассуждать и ее: они говорят о смехе и смешном, о тщеславии и душевных противоречиях; Анри настаивает на необходимости постоянно учиться — и обнаруживает себя гораздо более серьезным мыслителем, чем прежде. Он полагает, что единственными достойными целями, к которым нужно стремиться, являются счастье и правда, и выражает эти мысли с такой силой и последовательностью, что у Полины входит в привычку возражать семейству бесконечными «так считает Анри». Если ему и не удается в полной мере исполнить свою миссию просветителя, то Полина, во всяком случае, изо всех сил старается разделять взгляды брата: она верит ему безгранично. Сестра становится его собеседницей, домашним шпионом и посредником. Анри, уже отчаявшийся найти настоящую дружбу, не мог и мечтать о более преданной подруге. «Мне приходится мириться с тем, что те качества, которые я хотел бы видеть в одном друге, оказываются распределены по разным моим друзьям. Но я не смог бы общаться со многими».

Молодой человек познает мир и мечтает о славе. Вот только набросок первой же его комедии — «Два человека» — остается неоконченным. Тщетно ищет он «la vis comica[2]… без которой нет комедии», понимает, что невозможно комично описывать страсти и что нужно глубже изучать нравы современников. Но, несмотря на его упорство, другие попытки написать комедию — «Доброе намерение», переименованное затем в «Какой ужас! или Друг деспотизма-извратителя общественного мнения», как и сатира «Летелье» — также не увенчаются успехом. Эти амбициозные намерения так и не будут воплощены в жизнь. Зато его мысль — в постоянном движении, он работает жадно, оттачивает ум, страстно интересуется общественными процессами, но остерегается подпасть под влияние какой-либо интеллектуальной группировки: «Любой человек, кто верит во что-либо только потому, что кто-то с ним рядом говорит „верь“, — тупица».

Его любознательность беспредельна. Заседания Трибунала, чтение философских и научных книг, жаркие споры в модных кафе, театральные представления — все дает ему пищу для размышлений. Он наблюдает — и никогда не хитрит с самим собой. Стараться понять истинную природу вещей — вот его главный принцип. Он придерживается его в любых обстоятельствах: будь то в образе актера-трагика, когда читает стихи в салоне любовницы, или игрока, когда пытает свою удачу в лотерее. Это постоянное бурление жизни сопровождается переездами: в апреле он снимал комнату на улице Нев-де-Огюстен, где жил и Феликс Фор; в ноябре переехал в пансион — на седьмой этаж отеля Руан, что на улице Анжевилье, — отсюда открывается чудесный вид на колоннаду Лувра. Два года спустя он уже в отеле на улице Луа, а затем снимал и опять-таки покинул квартиру на улице Менар. Укореняться в привычках — явно не в его натуре.

Письмом от 1 термидора Десятого года (20 июля 1802 года) на имя военного министра младший лейтенант Анри Бейль подал в отставку с должности младшего лейтенанта. Дело было не только в его непостоянном характере: военная карьера никогда его не привлекала, а теперь откровенно стала помехой. Два месяца спустя он был отчислен из армии и снова стал обычным гражданином — без содержания от военного ведомства, разумеется.

Начиная с 23 октября 1802 года Шерубен выдает ему ежемесячное содержание в 150 ливров, но денег постоянно не хватает, к тому же они часто задерживаются. Анри покупает редкие книги, берет частные уроки; у него большие расходы на одежду: черные шелковые панталоны, бархатные панталоны, галстуки из тонкого батиста — этого требуют его светские привычки. В результате светский франт весь в долгах. Зато его наряд являет собой «ту изящную небрежность, которая отличает молодого человека, привыкшего всегда отлично выглядеть, — как принято у нас в хорошем обществе». Такой образ жизни ему явно не по средствам, и он все чаще посылает сестре письма с просьбами об увеличении суммы отцовского содержания. Шерубен увеличивает сумму до 200 ливров. Анри отдает должное его великодушию: «Я глубоко чувствую, как я тебе обязан, и каждый день мысленно благодарю за то, что ты позволяешь мне употреблять на мое образование то время, которое другие молодые люди тратят на приобретение состояния». Однако он напоминает о себе с такой регулярностью, что навлекает на себя гнев даже своего терпеливого дедушки. Тот возмущается: «Что происходит, в конце концов? Отец дает сыну 200 ливров в месяц. И с какой целью? Чтобы сделать состояние? Нет — чтобы развлекаться в Париже и, равняя себя с богатыми людьми, стараться удовлетворять такие же, как у них, запросы — что для тебя весьма затруднительно. Ты просишь отца дать тебе 20 000 ливров на осуществление проектов, о которых ты ничего не рассказываешь. Где он может их взять? Ему нужна зимняя одежда, но он отказывает себе в этом. Твоим сестрам нужны были платья, но они почувствовали затруднения отца — и отказали себе в них. Он ничего не тратит на себя, а расходы на содержание поместья необходимы и в один прекрасный день утроят твое же состояние. Я мог бы сказать тебе еще многое, что ты и сам должен был бы понимать — без моих объяснений. Час разговора был бы полезнее десяти писем. Подумай о своем будущем сам и не полагай себя таким уж обездоленным».