Читать книгу "Уго Чавес - Константин Сапожников"

Подростком Уго научился играть на куатро, мини-гитаре с четырьмя струнами, и стал обязательным участником дней рождения и других празднеств в Сабанете, а потом в Баринасе.

Как и все мальчишки Венесуэлы, братья Чавесы увлекались бейсболом и с друзьями создали бейсбольную команду. Тренировочной площадкой были задворки дома и пустыри. Уго-старший первым обратил внимание на спортивный талант сына: стремительный, сильный, несмотря на худобу, длиннорукий, к тому же левша (для бейсбола это преимущество). Отец решил поддержать сына и подписал контракт с Тинтаном Лопесом, известным бейсбольным игроком. Тот обязался за короткий срок создать в Сабанете серьёзную команду.

Вскоре начались тренировки. Тинтан поселился в доме Чавесов и часами рассказывал об играх, в которых он принимал участие, о знаменитых бейсболистах, их пути к славе.

В Сабанете считали Уго восходящей спортивной звездой. В игре Уго особенно нравились ситуации, в которых он мог проявить свои волевые качества: «Если ты метатель мяча — ты смотришь в глаза отбивающего. Это момент предельной напряжённости, борьбы один на один, он и ты, ты и он. Кроме того, ты должен понять, какой удар ему труднее отбить. На тебе сейчас ответственность за команду. Любая твоя ошибка может привести к поражению. Ты не имеешь права подвести команду».

Бейсбольным идолом для Уго был однофамилец Исаиас Латиго Чавес. Ему он подражал, ловил о нём любую новость и со страстью обсуждал с друзьями «гениальность» его игры. Радиорепортажи о матчах, в которых участвовал Латиго, Уго слушал, прильнув к приёмнику, отключаясь от окружающего мира. Домашние знали: когда играет Латиго, Уго лучше не тревожить.

Биографы Чавеса из «недружественного лагеря» обычно подчёркивают характерную черту мужчин-льянерос — драчливость, явно намекая на истоки «конфронтационного» стиля его политического поведения. Тогда следует сказать и о том, что типичные льянерос — хорошие рассказчики, знатоки местных легенд, прибауток и поговорок.

Как типичная жительница льянос бабушка Чавеса Роса Инес обладала даром рассказчицы, и её «преданья старины глубокой» будили воображение юного Уго. Особенно занимала его эпопея народного генерала Эсекиэля Саморы, партизанская армия которого в годы Федеральной (фактически гражданской) войны не раз вела бои на степных просторах штата Баринас. Роса Инес пересказывала легенды о Саморе, которые слышала от своей матери, расцвечивая их, приукрашивая, наполняя эмоциями и страстями.

Война длилась с 1859 по 1863 год. Её причины и хитросплетения до сих пор вызывают споры венесуэльских историков. Либеральная и Консервативная партии отстаивали свои корыстные цели, и главный интерес состоял в том, чья сторона в конечном счёте будет править Венесуэлой. Ситуация усложнялась расколами внутри самих партий, репрессиями и высылкой из страны тех военных руководителей, которые воспринимались в народе как истинные защитники его прав и свобод. Изгнанники не теряли времени и подготовили на островах Кюрасао и Сан-Томас вооружённые экспедиции. По стране поползли слухи (как без них в Венесуэле!), что президент Хулиан Кастро намерен восстановить рабство, готовит специальные клейма для этого, а «лишних» венесуэльцев собирается продать англичанам, которые будут варить мыло из мяса и сухожилий этих несчастных, а из костей изготавливать рукоятки для ножей и набалдашники для тростей.

Реакцией на слухи стал ещё больший рост насилия. Под лозунгами «Смерть белым!», «Создадим индейское государство!» начали создаваться вооружённые отряды, состоящие из «тёмных людей», то есть метисов, мулатов, индейцев и негров. Они вливались в армию Эсекиэля Саморы, самого популярного народного вождя XIX века. Боевые столкновения «народной армии» и правительственных войск проходили на просторах нынешних штатов Баринас, Португеса, Кохедес, Апуре и Гуарико. Битвой у селения Санта-Инес в декабре 1859 года Самора, казалось бы, нанёс решающее поражение противнику, дорога на Каракас была открыта. Но во время малозначащей операции «по зачистке» городка Сан-Карлос Самору поразила случайная пуля. С этого момента его армия начала слабеть. В апреле 1863 года воюющие стороны заключили мирный договор. Страна устала от войны. В ней из тогдашнего населения Венесуэлы в 1 миллион 800 тысяч человек погибли около 10 процентов. Ещё немного — и воевать стало бы некому. Но в итоге правящая элита пополнилась «тёмными людьми», которые были щедро наделены полковничьими и генеральскими званиями, земельными угодьями. Один из генералов, сражавшихся в армии Саморы, так подытожил итоги войны: «Мы сражались пять лет, чтобы заменить одних воров на других, одних тиранов на других».

Неменьший интерес Уго вызывал дед матери по отцовской линии — Педро Перес Дельгадо, известный в истории Венесуэлы как «человек на коне», «убийца и бандит» по прозвищу Майсанта. (Майсанта имел двух сыновей: Педро Инфанте и Рафаэля Инфанте. Последний и был отцом Елены Фриас де Чавес. Мать Чавеса не раз рассказывала, что родственники упрекали её мать: «Тебе не нужно было связываться с этими убийцами!» По легенде, воины Майсанты отрезали пленникам головы, насаживали их на копья и потом врывались на конях в города и селения, наводя страх и ужас на жителей.) Слухи о прадеде-бандите всегда вызывали у подростка глухой протест. Уго не мог смириться с тем, что в их роду был преступник. Да и рассказы бабушки Росы Инес отличались от того, что говорилось о Майсанте. Оказывается, Педро, когда ему было 15 лет, отомстил за сестру, которую «обрюхатил» самодовольный полковник. Педро отыскал насильника и всадил ему в пулю в лоб. Сделал он это по настоянию матери, которая считала, что кто-то должен защитить честь семьи. Оставаться дома Педро не мог и решил бежать. Прощаясь с ним, мать возложила ему на грудь escapulario — освящённый католический нагрудник из ткани с вышитым на нём гербом Святой Девы Кармен Сокорро.

На рубеже XIX–XX веков Майсанта участвовал во многих сражениях на территории Венесуэлы. Прославился в антиправительственных походах армии генерала Хосе Мануэля Эрнандеса (кличка Мочо). Враги боялись Майсанту и мстили тем, что распускали о нём слухи как о хладнокровном и безжалостном убийце. Потом Майсанта вроде бы остепенился и до 1914 года занимался сельским хозяйством в своём имении в окрестностях Сабанеты. Но когда соратники-«мочисты» позвали его снова взяться за оружие, на этот раз против диктатора Хосе Висенте Гомеса, Майсанта не сомневался ни минуты. Он бросил всё: семью, землю, налаженное хозяйство — вскочил на коня и, помахав на прощание своим домашним, умчался к горизонту, чтобы никогда больше не вернуться.

Мама Роса объяснила Уго, почему у его прадеда было такое странное прозвище. Перед каждой атакой Педро Перес Дельгадо крестился и с криком «Mai Santa!» пришпоривал коня, чтобы быть впереди и показывать пример своим бойцам. «Mai Santa» — сокращение от «Madre Santa» — Святая Мать. Это была типичная крестьянская просьба о защите перед лицом враждебного вызова или опасности, «сокращённый» вариант от Madre Santa del Socorro, protegeme! — который был особенно распространён в штатах Баринас и Кохедес. Святая Дева Сокорро до сих пор считается покровительницей жителей этих штатов.

Конечно, официальная историческая наука не называла повстанцев иначе как бандитами. Позорная слава Майсанты стала болезненной зарубкой в памяти подрастающего Уго: когда-нибудь он узнает о нём всю правду, сумеет реабилитировать имя предка для семьи и для истории Венесуэлы. Желание понять прадеда, прикоснуться к его деяниям было настолько сильным, что Уго, «Трибилин», при любой возможности удирал из дома и в компании таких же босоногих приятелей отправлялся в походы по окрестностям Сабанеты, по местам воображаемых сражений. Если очень везло, то Уго возвращался из этих походов с горстью ржавых гильз. Кто знает, может, это были гильзы из револьвера самого Майсанты! Рассказами о героическом прошлом обитателей Льянос бабушка Роса Инес вдохновляла внуков и сумела внушить им, что их тоже ждёт необычная, исключительная судьба. Уго навсегда запомнил её наставление: «Ты должен быть гордым, негритёнок!» Без всякого сомнения, именно под влиянием бабушки подросток Уго уверовал в своё особое предназначение. Как вспоминал один из его школьных друзей в Сабанете, в минуту внезапной откровенности Уго сказал ему: «Когда-нибудь я стану президентом Венесуэлы».