Читать книгу "Герои Смуты - Вячеслав Козляков"

Князь Василий Голицын не просто подчинился мнению большинства, а встал во главе посольства под Смоленск к королю Сигизмунду III, который должен был утвердить состоявшийся договор с Боярской думой. Почетное удаление из Москвы князя Василия Голицына, а также духовного руководителя посольства, ростовского и ярославского митрополита Филарета было хитростью гетмана Станислава Жолкевского — он сам признавался в этом в своих «Записках»[56]. Тем самым устранялись главные лица, те, кто мог в первую очередь влиять на ход событий и позицию Думы, а также возможные претенденты на власть в Москве — сам князь Василий Голицын и сын митрополита Филарета Михаил Романов, чье имя, как и имя князя Голицына, уже тогда называлось при обсуждении возможных претендентов на царство. Гетман Жолкевский обещал справиться с остававшейся угрозой со стороны Калужского вора. Бояре же, как писал Авраамий Палицын, рассудили, что «лучши убо государичю служити, нежели от холопей своих побитыми быти и в вечной работе у них мучитися»[57]. Так корыстный расчет одних и дальний политический умысел других привели к самому темному провалу в анналах русской истории, связанному с добровольной отдачей столицы иноземному гарнизону. «Самохотением своим отдаша Московское государство в Латыни и государя своево в плен!» — сокрушался позднее летописец[58].

По договорам, написанным на бумаге, выходило всё достаточно гладко: королевич крестится в православие, вечный союз двух славянских государств, который обсуждали еще за десять лет до того при приеме посольства литовского канцлера Льва Сапеги при Борисе Годунове, мог наконец-то стать явью, а два государства получили бы новое, конфедеративное устройство под властью представителей одной династии. Только ради этого, только ради преодоления династического кризиса и была организована присяга королевичу Владиславу, которую принесли Боярская дума, Государев двор и все жители Московского государства. На деле же получилось то, что получилось, хотя никто тогда, что бы ни писали впоследствии историки, не считал дело, благословленное патриархом Гермогеном, «актом национальной измены».

Бывают такие тупиковые ситуации в истории, когда теряются все современники. Когда легко выбрать совсем не тот вариант действий, который нужен; когда ждут легких решений и избавителя от всех бед. Нечто подобное произошло в начале «междуцарствия». Все хорошо представляли себе первый шаг с освобождением престола от ставшего ненавистным Шуйского, но никто не знал, что будет дальше. Решительность Ляпуновых была необходима в самом начале; потом же, когда в дело вступили бояре, началась высокая политика. Но в этой политике гетман Станислав Жолкевский и советники короля Сигизмунда III под Смоленском явно переигрывали не привыкшую к самостоятельным решениям Боярскую думу. Ее сила была в другом — в умении скрыть свои истинные намерения, подчиниться обстоятельствам, дождаться нужного момента. «Земля» передоверяла боярам право действия, оставляя себе право вмешиваться всем «миром» в дела управления, если они шли не так, как надо. После 17 августа вся ответственность легла на плечи «седмочисленных бояр» и все взгляды были обращены в их сторону. Ляпуновы, заслужившие славу самых последовательных сторонников князя Василия Васильевича Голицына, конечно, шли в фарватере его политики, а потому тоже присягнули королевичу Владиславу. В августе—сентябре 1610 года Ляпуновы в Рязани действовали, как все остальные жители Московского государства, и никто не мог бы оспорить того, что в этом и состояло их искреннее желание.

К Прокофию Ляпунову и к его брату Захару, проявившим себя во время свержения царя Василия Шуйского, было явно повышенное, но поначалу вполне доброжелательное внимание. На каком-то этапе Прокофий Ляпунов в своем неприятии как царя Шуйского, так и самозванца оказался союзником гетмана Жолкевского. Сказывались известные обстоятельства их близости к Голицыну, которого Жолкевский уговорил возглавить «великое дело» с посольством под Смоленск. Вслед за поддавшимся на лестное предложение Жолкевского князем Василием Васильевичем Ляпуновы всячески поддерживали идею такого посольства. Прокофий слал необходимый рязанский хлеб и даже, чтобы укрепить свои связи с гетманом, отправил к нему своего сына Владимира (характерный для него жест: вспомним посылку племянника Федора к князю Дмитрию Пожарскому в Зарайск). В «Записках» Жолкевского сказано, что Владимира Ляпунова, «бывшего в совершенном возрасте», гетман «почтил благоволением», «угостив и одарив», после чего отослал обратно к отцу. В благодарность за поддержку гетман Жолкевский включил Захара Ляпунова в смоленское посольство и 13 (23) сентября 1610 года дал ему рекомендательное письмо к канцлеру Великого княжества Литовского Льву Сапеге: «Между другими послами едет и господин Захарий Ляпунов к его королевскому величеству. Человек этот знатного происхождения, а брат его Прокопий Ляпунов большая особа, который в Рязани»[59].

Старший из братьев Ляпуновых очень скоро подтвердил справедливость отзыва Жолкевского. 16 сентября 1610 года он начал осаду Пронска (того самого, под которым когда-то был ранен) и очень умело, в три дня, завершил всё дело, взяв под контроль один из оказавшихся на стороне «Вора» рязанских городов. Описание боев под Пронском сохранилось в переписке Александра Госевского с королевской ставкой под Смоленском (даты указаны по новому стилю): «26 сентября Прокопий Ляпунов подошел изгоном под Пронск, побил и забрал в плен множество пронских воров, овладел всеми слободами кругом крепости, поставил туры под крепостью, отнял везде воду, перепортил водопроводы и три дня штурмовал крепость со всех сторон, так что осажденные не могли выдержать и 28 сентября били челом королевичу и с повинными головами вышли из крепости целовать крест»[60]. Там же упомянуто о возвращении еще одного рязанского города воеводой Мироном (Мирошкой) Андреевичем Вельяминовым, будущим соратником Ляпунова по Первому ополчению. Он отвоевал у сторонников самозванца Шацк и разбил под этим городом большие «воровские» отряды[61].

Захар Ляпунов под Смоленском «отличился» по-другому. Он сполна воспользовался рекомендацией гетмана Жолкевского для приумножения своих земельных владений. 24 сентября (4 октября) Захар Ляпунов уже получил грамоты на свою вотчину; следовательно, он успел приехать под Смоленск даже раньше того, как туда 7(17) октября официально въехало московское посольство во главе с князем Василием Васильевичем Голицыным и митрополитом Филаретом. Новые владения из числа земель, конфискованных у князя Дмитрия Ивановича Шуйского, были отданы рязанскому служилому человеку 15 (25) ноября (припись у этого пожалования была сделана самим канцлером Львом Сапегой); еще одна запись о землях Захара Ляпунова в реестре пожалований датирована 3(13) декабря[62]. Прокофия Ляпунова не было среди искателей милости новых временных управителей Московского царства. Это, конечно, показательно, но все равно не объясняет причин случившегося позднее переворота в позиции братьев Ляпуновых.