Читать книгу "Ермак - Борис Алмазов"

Затопали за окном кони — казак повел их на водопой к проруби в Москве-реке.

«Ах, лентяй! — подумал Ермак. — Застудит коней. Вот ужо накостыляю по шее».

Тихо скрипнула дверь, и под осторожными шагами чуть отозвалась половица. Сквозь полуприкрытые веки Ермак увидел, как хозяйский внук Яким-ка в рубашонке и валенках вошел и смотрит на него.

— Ты спишь? — спросил Якимка шепотом. — А? — Не получив ответа, подошел поближе, переспросил: — Ты спишь?

И уж так ему хотелось, чтобы Ермак не спал, что не утерпел и тоненьким ледяным пальчиком сдвинул казаку веко и спросил в самый глаз:

— Спишь?

— Ааааммм! — Ермак схватил его, визжащего от восторга, усадил себе на грудь.

— Как спал-ночевал? Чего во сне видал?

— Ничего!

— А через чего ты во сне плакал? Я слыхал!

— Кабутто ты от меня на лодке уплыл...

— Куда уплыл?

— Не знаю. Кудай-то... В лес. А я не хотел.

— А плакать-то чего? Ну уплыл, а потом вернулся...

И вдруг мальчонка, обхватив голову Ермака, прижался к ней воробьиным своим тельцем и, всхлипнув, прошептал:

— Не вернулся! Не вернулся...

— Ты что, ты что... — успокаивал его Ермак. — Это ж сон. Куды я от тебя? Ну хочешь сказку скажу?

— Угу... Про гусика, — все еще всхлипывая и дергая плечиками, попросил мальчишка.

— Да я уж сто раз ее сказывал! Может, другую?

— Не. Про гусика.

— Ну про гусика так про гусика... — Ермак подолом рубашонки вытер крестнику нос. — Слушай. Жили-были в старой Рязани муж с женою. Жили-крестьянствовали. Бога слушались, вот и было у них все тишком да порядком. Только не было у них детушек... Навроде как у меня вот...

— Счас опять заплачу, — пригрозил мальчонка, ныряя под тулуп и забиваясь Ермаку под мышку.

— Раз пошли они по грибы да нашли в болоте гусеночка, в ножку левую стрелою подбитого. Видать, гуляла охота княжеская, стреляла гусей-лебедей число бессчетное, вот и этого не помиловала. Взяли его крестьяне, домой принесли. Стрелу каленую вынули, косточку ему вправили. Лукошко теплым пухом выстелили, положили туда гусеночка да на печку поставили: «Спи, гусеночек, отдыхай!» Накрошили ему хлебца с молоком, а сами в поле работать ушли. Ворочаются поздно вечером, а в доме все прибрано. Вода из колодца нанесена, конюшня да хлев вычищены, молоко надоено, свиньи да птица накормлены. И стало так каждый день.

Утром крестьяне покормят гусеночка хроменького, на работу пойдут, а воротятся вечером — в избе все слажено и ужин на столе горячий стоит.

«Кто же нам все это делает?»

— Гусик.

— Сам ты гусик! — притиснул его к боку Ермак. — Ты слушай дале. Вот раз взяли они да и вернулись с поля раньше положенного, ко двору своему подкралися. Видят, по двору мальчик ходит в архалуке стеганом, в шароварах да шапке мерлушковой, на левую ножку прихрамывает, а сам поет песенки да по хозяйству все ловко делает. К нему пес хозяйский ластится, к нему кот на руки просится, за ним птица вся табунком бежит, да корова из коровника зовет-мычит.

Выскочили крестьяне, обрадовались, обнимают мальчика.

«Да откуда же ты взялся?» — спрашивают.

— А я, — заговорил-заторопился казачонок, прикрывая Ермаку рот ладошками, — я — гусенок хроменький, вы меня на болоте от смерти спасли. Я за добро вам плачу, с вами жить хочу, как с отцом да с матерью. Только не трожьте моих перышек, что я в лукошке на печи оставил.

— Вишь как ты сам ловко сказываешь, — похвалил атаман.

— Дальше давай! Дальше! — от нетерпения забил коленками Ермака в бок Якимка.

— Вот зажили они миром да порядком. Хозяйка мальчику не нарадуется, хозяин мальчиком не нахвалится. Они в поле пахать уйдут, мать блины печет, дожидается. Они вечером воротятся — мать их кормит, любуется.

«Расти, наш гусенок хроменький».

— А как стало ближе к осени, — сказал Якимка, — стал гусенок на небо поглядывать. Вот летит стая гу-сей-лебедей. Увидала его, закружила над избой. Давай лети и меня спрашивай.

Ермак сел на постели замахал руками-крыльями:

— Эй! Не ты ли гусенок хроменький? Летим с нами в родные места!

— Нет! — сказал Якимка. — Ты по-правдошному, по-лебединому спрашивай.

Ермак повторил по-кыпчакски.

— Нет! — закричал Якимка, путая кыпчакские и русские слова. — Мне и тут хорошо! Хоть и манит меня на родину, у меня тут отец с матерью, как я брошу их, они стареньки.

— Крестьяне эти речи слушают — душа у них замирает. Ну, как улетит их сыночек названый, их гусенок хроменький? Вот взяли они, не подумавши, да и сожгли лукошко с перышками, чтоб гусеночек их не покинул. Как увидел мальчик — заплакал горько. Ну, — сказал Ермак, — говори за гусика...

— Сам говори! — сказал Якимка, расстроенно сопя.

— Что ж вы, отец с матерью, понаделали! Как хранились тут мои перышки, так была тут моя родина, а теперь унесет меня ветер северный во донскую степь на реку Хопер, не видать вам меня на веки вечные! Налетели ветер-пурга северная, подхватили гусеночка да и унесли неведомо куда.

Якимка молчал, подозрительно сопя.

— Ты чего притих? Много ли, мало время минуло, а совсем крестьяне состарились. Не могут работать ни в поле, ни по дому, а кормить их задаром некому.

Взял их князь да и продал половцам, променял на линялого сокола. Повели полон из рязанских мест во широкую степь незнаемую. Далеко она, широко лежит, в ней травы растут шелковые, в ней реки медовые, в омутах рыбы бесчисленно, в табунах коней несчитано...

— А мы туда поедем? — спросил Якимка.

— А как же! — сказал атаман. — Это наша земля, наша родина-матушка, как же мы не поедем. Хошь через сто лет, а возвернемся! Это наши места. Это мы счас мотаемся Бог знает где, а возвернемся! Вот прошли они горы Еланские, заступили в степь ковыльную. Как лебяжий пух ковыль стелется, под степным ветерком наклоняется. Привели их во Червленый Яр на реку Хопер. Старики стоят, озираются. «Не про эти ли места нам сынок сказывал?»

— Про эти! — сказал Якимка.

— Вдруг толпа раздалась в стороны...

Якимка вскочил, сел верхом Ермаку на грудь, стал сам сказывать:

— Едет хан молодой на лихом скакуне. На нем шапка трухменка высокая с голубым тумаком в леву сторону, на нем синий чекмень с голубым кушаком, за спиной башлык пуховый будто крылья лебединые. Вот он спрыгнул с коня молодецкого, избоченясь прошел перед пленниками, а на левую ногу прихрамывает; а глядит хан на них ласково, а глаза у него слезами полны.

— А не наш ли ты гусенок хроменький?

— Обнял хан тут отца с матерью, на руках понес их на широкий двор. Там детишки навстречу выскочили: «Ты ково ведешь, батюшка, не рязанские ли то рабы-пленники?» — «Не рабы это и не пленники, это ваши дедушка с бабушкой! Они меня спасли-вы-ходили, когда был гусенком хроменьким! Вы омойте их, накормите их, нарядите их в одежды лучшие, посадите в красном углу и во всем их слушайтесь. Они станут вам сказки сказывать да закону учить православному».