Читать книгу "Остров дальтоников - Оливер Сакс"

«Шесть часов утра, но стоит изнуряющая, невозможная, поистине дьявольская жара. Однако, несмотря на нее, остров уже проснулся и занялся насущными делами: свиньи с визгом бродят где-то в подлеске, ноздри щекочет запах рыбы и таро, люди чинят крыши, покрывая их пальмовыми и банановыми листьями, – пингелапцы готовятся к новому дню. Три человека делают каноэ – прелестной классической формы, – вырубленное из цельного пальмового ствола. При этом используют те же материалы и способы, какими, вероятно, пользовались их предки тысячу лет назад. Боб и Кнут как зачарованные, со счастливым видом принялись наблюдать за строительством лодки. Внимание Кнута привлекла очередная достопримечательность на противоположной стороне дороги. Рядом с одним из домов он разглядел какие-то могилы и алтари. На Пингелапе не практикуют церемонии погребения, здесь нет кладбищ, есть только вот такие захоронения возле домов, чтобы мертвые «оставались рядом» с родными людьми. Вокруг могил натянуты шнуры, похожие на бельевые веревки, на которых висят разноцветные флажки – возможно, их предназначение в том, чтобы отпугивать демонов, а может, это просто украшения. Вообще могилы выглядят весело и празднично.

Мое внимание в большей степени привлечено к растительности. Здешний лес намного гуще самого густого леса умеренного климатического пояса. На некоторых деревьях виден яркий желтый лишайник. Я знаю, что некоторые лишайники съедобны, и пробую его на вкус – он оказывается горьким и неприятным».

Повсюду видны хлебные деревья – иногда их целые рощи, с большими дольчатыми листьями. На каждом дереве висят огромные плоды, которые Дампир триста лет назад уподобил большим хлебам20. Никогда в жизни не видел я более щедрого от природы растения – его, кроме того, легко выращивать. Джеймс сказал, что каждое дерево может принести за год до ста плодов – вполне достаточно, чтобы прокормить одного человека. Хлебное дерево плодоносит в течение пятидесяти лет, а потом идет на древесину. Дерево очень прочное, из него чаще всего изготовляют каноэ.

В лагуне полно купающихся детей, некоторые из них – ползунки, едва научившиеся ходить, но и они бесстрашно ныряют в воду и плавают между острыми кораллами, радостно что-то крича. Среди маленьких пловцов я заметил двух или трех детишек с ахроматопсией – они кричали, играли и возились наравне с другими. В этом обществе они не были изгоями, во всяком случае в нежном возрасте. Было еще очень рано, и к тому же небо заволокло тучами, и больные дети не щурились, как они обычно делают это днем. Некоторые дети постарше привязывали к рукам резиновые подошвы старых сандалий, превратив их в некое подобие ласт. Другие ныряли в поисках обильно устилавших дно огромных толстых морских огурцов, а потом, надавливая на них, пользовались как спринцовками, чтобы обрызгивать друг друга водой… Я очень люблю голотурии и надеялся, что эта экзекуция их не погубит.

Войдя в воду, я тоже принялся нырять за морскими огурцами. Я читал, что одно время существовала оживленная торговля этими иглокожими. Их экспортировали в Малайю, Китай и Японию, где высоко ценятся трепанги (еще одно название морских огурцов). Я и сам люблю иногда полакомиться трепангами – они имеют консистенцию крутого студня, богаты животной клетчаткой, и мне нравится их вкус. Вытащив на берег один огурец, я спросил Джеймса, едят ли их жители острова. «Мы едим их, – ответил он, – но они очень жесткие, и их надо уметь готовить. Но этого, – он ткнул пальцем в вытащенного мною Stychopus, – можно есть сырым». Я попытался вонзить зубы в огурец, подозревая, правда, что наш гид пошутил. Действительно, я так и не смог прокусить плотный покров голотурии. Было такое впечатление, что я пытаюсь есть старый заскорузлый башмак21.

После завтрака мы отправились с визитом в одну местную семью по фамилии Эдвардс. Глава семьи, Энтис Эдвардс, страдает ахроматопсией, как и трое его детей – от малышки, щурившейся от света у него на руках, до девочки одиннадцати лет. У жены Энтиса, Эммы, зрение было нормальным, но она, несомненно, является носительницей патологического гена. Энтис хорошо образован и, хотя неважно говорит по-английски, обладает врожденным красноречием. Энтис – священник в местной конгрегациональной церкви и рыбак – человек, уважаемый в общине. Но это, как сказала Эмма, скорее исключение из правила. Большинство людей, родившихся с маскуном, неграмотны, потому что в школе не видят, что пишет на доске учитель. Кроме того, у мужчин, страдающих ахроматопсией, меньше шансов жениться, отчасти потому, что островитяне понимают, что у них больше вероятность произвести больное потомство, а отчасти потому, что они не могут работать на солнце, как это делает большинство местных жителей22. Энтис во всех отношениях оказался исключением и хорошо это осознает. «Мне повезло, – говорит он. – Другим повезло куда меньше».

Если не считать этих социальных проблем, то Энтис не чувствует какой-либо ущербности от цветовой слепоты, хотя ему сильно мешает в жизни непереносимость яркого света и неспособность различать мелкие детали предметов. Кнут согласно кивал; он вообще очень внимательно слушал все, что говорил Энтис, и был почти во всем с ним согласен, ставя себя на его место. Он показал Энтису монокуляр – практически свой третий глаз, с которым почти никогда не расставался, нося его на шее. Энтис просиял от восторга, когда подправив фокус, он впервые в жизни увидел лодки, сновавшие по лагуне, деревья на горизонте и лица людей на противоположной стороне улицы. Потом он снова подправил фокус и принялся разглядывать кожные узоры на подушечках своих пальцев. Повинуясь порыву великодушия, Кнут снял с шеи ремень и подарил монокуляр Энтису. Энтис, явно тронутый этим жестом, смущенно умолк, а его жена, выйдя в соседнюю комнату, вернулась оттуда с ожерельем из раковин каури – самой ценной вещью в их доме – и церемонно преподнесла его Кнуту под одобрительным взглядом Энтиса.

Кнут стал без монокуляра совершенно беспомощным – «я как будто подарил ему половину моего зрения», но был просто счастлив. «Он сразу почувствует себя другим человеком, а я потом куплю себе новый монокуляр».

На следующий день мы снова встретились с Джеймсом. Сильно сощурившись, он смотрел, как подростки играют в баскетбол. Как наш переводчик и гид, он был бодр, общителен и всезнающ, являясь воплощением своей общины. Но сегодня Джеймс был немногословен, задумчив и даже печален. Мы разговорились, и он поведал нам свою историю. Как и всем страдающим ахроматопсией жителям острова, ему было трудно жить и учиться – солнце буквально ослепляло его, он не выходил на улицу, не обернув голову куском темной материи. Он не мог играть с другими детьми, плохо видел, а читать учебники мог, лишь приблизив страницу на три дюйма к глазам. Но трудолюбие и любознательность сделали свое. Джеймс рано научился читать и на всю жизнь полюбил чтение, несмотря на недостаток зрения. Как Делида, он уехал в Понпеи, чтобы учиться дальше (на Пингелапе есть только начальная школа). Умный и честолюбивый, Джеймс продолжил образование в Гуамском университете, где учился пять лет и получил степень по социологии. Он вернулся на Пингелап, полный смелых и радужных идей: помочь землякам более эффективно продавать свои товары, улучшить состояние образования, здравоохранения и ухода за детьми. Он намеревался электрифицировать остров, провести в каждый дом водопровод, вселить в островитян новое политическое сознание, пробудить в них гордость и человеческое достоинство, добиться гарантий полноценного образования для всех, включая и больных ахроматопсией, чтобы они могли избежать трудностей, которые пришлось преодолевать ему.