Читать книгу "Ольга Чехова. Тайная роль кинозвезды Гитлера - Алекс Громов"

Э. Удет

На том приеме ей выпало сидеть рядом со знаменитым летчиком Эрнстом Удетом, прославившимся еще в Первую мировую. "Мне бросается в глаза, что бокал Удета все время пуст. Кельнеры обносят его.

Я спрашиваю о причине. Он отвечает мне тихо, что "Герман (Геринг) строго запретил ему пить. В этот момент Герман не смотрит в нашу сторону. Тогда Удет молниеносно меняет свой пустой бокал с моим, быстро приветствует меня, приподняв его, и осушает одним махом.

Уловка в течение вечера удается еще несколько раз. Теперь Удет в прекрасном настроении; он веселится, как большой ребенок, ибо снова оставил Геринга в дураках.

— Я их выношу только со спиртным, — шепчет он мне, — со спиртным их еще всех можно вытерпеть, только со спиртным…"

Спасение банкира Штерна

Ольга Чехова — как и многие немцы — убедила себя, что она долгое время пребывала в неведении, что в Германии существуют концентрационные лагеря, что не имела представления о терроре СС. Слухи доходили, однако верить не хотелось. Но в Бельгии эмигранты рассказали ей такое множество ужасов, что сомнения исчезли.

Как можно пребывать в неведении, общаясь с фюрером и слушая его разглагольствования о расовой правильности, человеку со стороны понять трудно. Но таковы защитные механизмы человеческой психики…

Осознав, что это вовсе не слухи, Ольга начинает всерьез тревожиться о тех знакомых, чье происхождение не дотягивает до заявленного в Третьем рейхе уровня расовой чистоты. "Я вспоминаю банкира Штерна, который однажды спас меня из, казалось бы, безвыходного положения, и еду к нему в Лейпциг. Он действительно в ближайшее время ожидает самого худшего. Тогда я безотлагательно спешу к Герингу.

— И что вам дался этот Штерн? — спрашивает он меня скептически…"

Причина, побудившая Ольгу вступиться за банкира, была очень даже впечатляющей. За некоторое время до того она согласилась с предложением неких предпринимателей вместе с ними основать собственную кинофирму — "Ольга Чехова Фильм-Лтд. Лондон — Париж". В порядочности партнеров актриса не сомневалась. "Передав генеральную доверенность на ведение дел упомянутым коммерсантам, я сама отказалась от участия в управлении… Поначалу мне все очень нравится. Я горжусь моим — моим собственным! производством. Мы снимаем ленту "Диана", которая сразу же вызывает оживленные споры, потому что она — несколько преждевременно для того времени затрагивает проблему лесбийской любви. Сборы вроде бы неплохие, и если мне нужны деньги — я никогда не беру много, — я снимаю необходимую сумму со счета фирмы. И вот однажды — наверное, в те годы это была единственная моя прихоть — оплачивается новый автомобиль. Я покупаю его и выписываю автомобильной фирме чек. И тут происходит нечто, что огорошивает меня: директор банка просит навестить его. Выясняется, что на моем счету осталось 30 марок и мое поведение при соответствующей интерпретации точно подпадает под состав преступления одного уголовно наказуемого деяния. Более того, банковский дом "Штерн" в Лейпциге предъявляет мне к оплате непокрытые векселя на сумму в четверть миллиона рейхсмарок".

Партнеры скрылись. Кредиторы были в панике, а сама Ольга — в полном отчаянии. "И тут происходит чудо: мне наносит визит один пожилой господин, крупный и седой, джентльмен, словно из детских книг, — господин Штерн, шеф банкирского дома "Штерн" в Лейпциге. Без особых предисловий он объ-ясняет, что не в последнюю очередь ввиду приближающегося еврейского праздника Йом Кипур он более не желает быть моим кредитором и считает мой долг погашенным.

— Я почитаю вас как женщину и артистку и не допущу, чтобы вы отчаялись. Нет, вы должны без забот заниматься творчеством… — добавляет он, в то время как я растерянно смотрю на него, пораженная самим чудом существования такого человека. Прежде чем я успела прийти в себя, он поцеловал мне руку и исчез…"

Всю эту историю Ольга рассказала Герингу, и, к ее удивлению, рейхсмаршал воспринял ее с пониманием. Откуда вдруг взялась такая человечность, она для себя так и не смогла понять. "Что стоит для людей, которые упрятывают в лагеря тысячи невинных, вдруг сжалиться над одним-единственным из них? Означает ли это, что в каком-то уголке их сознания все-таки живет ощущение вины, и они стараются отделаться одним добрым делом?" Штерн благополучно уехал из Германии и потом до самой смерти постоянно обменивался с Ольгой трогательными письмами.

Опасное внимание доктора Геббельса

А Ольга Чехова продолжает жить в Германии со всеми неприглядными реалиями нацистского режима. "Очень скоро я убеждаюсь в существовании лагерей самым удручающим образом: Геббельс советует мне предупредить Вернера Финка. Он самый известный в Германии артист кабаре, но это, по словам Геббельса, не спасет его от "печальных последствий", если он будет продолжать "высмеивать Третий рейх". У гестапо нет чувства юмора, "неважно, как бы остроумно это ни было преподнесено". Финку следовало бы, несомненно, понимать это". Конечно, она попыталась предостеречь Финка, но тот отказался от перспективы вести себя осторожнее. Вскоре он был арестован гестапо, и вмешательство Ольги на этот раз ни к чему не привело.

Впрочем, тучи регулярно сгущаются и над ее собственной головой. На сотое представление пользующейся успехом постановки "Любимой" Хайнца Кобьера, где Ольга играет с такими партнерами как Карл Раддатц и Пауль Клингер, приезжает Геббельс. "Слабость Геббельса к искусству, в особенности к его представительницам, общеизвестна, — замечает по этому поводу Чехова. Он не пропускает ни одной возможности, так что ничего удивительного и его визите в театр нет".

Но визиту министра пропаганды сопутствует другое неожиданное обстоятельство. Сама почтенная фрау Юпитер желает понаблюдать за игрой дочери в юбилейном спектакле. И это лишь чудом не приводит к большой беде. "Мама редко выходит из дому, по сегодня вечером она сидит в директорской ложе, и министр во время антракта высказывает пожелание познакомиться с ней. Сквозь дырку в занавесе я наблюдаю за встречей. Странно, Геббельс уже после нескольких слов покидает ложу. "Нелюбезный патрон", — думается мне. Дома после спектакля мама с полным удовлетворением слово в слово передает свой диалог с министром:

Я не понимаю вашего беспокойства, сударыня! Разве ваша дочь не сделала при нас весьма успешную карьеру? Разве мы не оказывали ей всемерную протекцию?

— Вы, господин министр? Я нахожу это несколько преувеличенным. У моей дочери было имя уже задолго до 1933 года, и не только в Германии. О вас же, напротив, я услышала только после 1933 года, правда, слышала много, признаю, в связи с профессией моей дочери…""

Ольга цепенеет от ужаса. Болезненное самолюбие Геббельса уже известно всем, равно как и его мстительность. Она не спит всю ночь, ожидая зловещего звонка в дверь. На рассвете около дома притормаживает машина. "Гестапо имеет обыкновение приходить рано утром, как мне уже известно…" Но автомобиль едет дальше.