Читать книгу "Легенды Белого дела - Вячеслав Бондаренко"

Оба генерала не знали и не могли знать всех обстоятельств той сложной политической игры, в которую был вовлечен Лавр Георгиевич, не представляли, жертвой какой чудовищной провокации Керенского он пал. Но и Деникин, и Марков отчетливо понимали, что в конфликте Верховного с правительством они на стороне Корнилова. И оба отправили Керенскому очень резкие и мужественные телеграммы, в которых со всей прямотой заявляли об этом. «Я солдат и не привык играть в прятки, — писал Деникин. — 16-го июня, на совещании с членами Временного правительства, я заявил, что целым рядом военных мероприятий оно разрушило, растлило армию и втоптало в грязь наши боевые знамена. Оставление свое на посту главнокомандующего я понял тогда, как сознание Временным правительством своего тяжкого греха перед Родиной, и желание исправить содеянное зло. Сегодня, получив известие, что генерал Корнилов, предъявивший известные требования, могущие еще спасти страну и армию, смещается с поста Верховного главнокомандующего; видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны; считаю долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду»[55].

Симпатии штаба фронта также целиком были на стороне Корнилова. Вечером 27 августа Сергей Леонидович собрал офицеров генерал-квартирмейстерской части, ознакомил их с обстоятельствами дела и произнес горячую речь, где призвал оказать Корнилову «полную нравственную поддержку». Одновременно Марков приказал частям местного гарнизона занять бердичевский и житомирский телеграф и типографии и ввел временную цензуру местных газет.

В штаб одна за другой поступали телеграммы, по которым хотя бы в общих чертах можно было судить о развитии событий. Звучали они неутешительно: надежд на примирение между Керенским и Корниловым нет, верховное командование предложено генералу Клембовскому[56], тот отказывается… В поддержку Корнилова высказались все командующие армиями Юго-Западного фронта (и главкомы всех фронтов, за исключением Кавказского), но реальной поддержки главковерху оказать они не могли.

Днем 28 августа пришла в движение местная революционная общественность. Фронтовой комитет расклеил по Бердичеву десятки листовок, где утверждалось, что Корнилов планировал восстановить монархию. Толпа солдат под красными флагами окружила здание штаба фронта; четверо явились было арестовать Маркова (заметим: именно Маркова, а не кого-либо еще. Видимо, Сергей Леонидович со свойственной ему горячностью занял наиболее непримиримую позицию), но затем объявили, что Деникин, Марков и генерал-квартирмейстер штаба фронта М. И. Орлов[57] подвергнуты «личному задержанию». «Официально» генералам объявил об этом днем 29 августа комиссар фронта Н. И. Иорданский[58]. Уже много позже Сергей Леонидович узнал, что в тот день приказом Керенского он был отчислен от должности и предан суду за мятеж…

Деникин и Марков вместе сели в поджидавший у здания штаба автомобиль, который зачем-то охранялся двумя броневиками. Долго ждали сдававшего дела Орлова, и все это время рядом с машиной толпились люди, беззастенчиво рассматривавшие арестованных и отпускавших соответствующие комментарии. Наконец приехали к гауптвахте, прошли через толпу, встретившую генералов руганью. Захлопнулись стальные двери карцеров, скрежетнули ключи в замках…

Сергея Леонидовича поместили в камере № 2. Нары, стол, табурет, зарешеченное окошко. Марков нервными шагами кружил по камере. Мучила неизвестность, но куда больше мучили солдаты, часами висевшие на решетках окна снаружи и поливавшие отборной бранью. Такая же брань неслась и из коридора, от часовых. «Попил нашей кровушки, покомандовал, гноил нас в тюрьме, теперь наша воля — сам посиди за решеткой… Барствовал, раскатывал в автомобилях — теперь попробуй полежать на нарах, сукин сын… Недолго тебе осталось. Не будем ждать, пока сбежишь — сами своими руками задушим…»[59]

Впрочем, были среди тюремщиков и другие. В первую же ночь Маркову, забывшему в штабе пальто, солдат-караульный принес шинель (правда, через полчаса забрал, но это уже детали). «Нас обслуживают два пленных австрийца, — записывал Сергей Леонидович. — Кроме них, нашим метрдотелем служит солдат, бывший финляндский стрелок (русский), очень добрый и заботливый человек. В первые дни и ему туго приходилось — товарищи не давали прохода; теперь ничего, поуспокоились. Заботы его о нашем питании прямо трогательны, а новости умилительны по наивности. Вчера он заявил мне, что будет скучать, когда нас увезут… Я его успокоил тем, что скоро на наше место посадят новых генералов — ведь еще не всех извели»[60].

Вскоре караульную службу доверили юнкерам 2-й Житомирской школы прапорщиков, и стало полегче. Впрочем, юнкера тоже были разные; один из них, большевик, нарочито громко, чтобы слышали узники, рассказывал в коридоре о том, что принята резолюция о казни генералов, другого Марков как-то застал на посту плачущим — как выяснилось, ему было жаль арестованных…

Кроме Деникина и Маркова, в бердичевскую тюрьму были заключены трое командующих армиями — генерал от кавалерии И. Г. Эрдели, генерал-лейтенанты Г. М. Ванновский и В. И. Селивачев, главный начальник снабжения фронта генерал-лейтенант Е. Ф. Эльснер, его помощники генерал-лейтенант И. В. Павский и генерал-майор Д. Д. Сергиевский, генерал-квартирмейстер штаба фронта генерал-майор М. И. Орлов и двое офицеров (в их числе чех поручик В. В. Клецанда, впоследствии генерал чехословацкой армии)[61]. Арестованных собирались предать военно-революционному суду, и в камерах время от времени появлялась следственная комиссия, снимавшая показания. Марков предложил обратиться к известному адвокату В. А. Маклакову[62] с просьбой взять на себя защиту генералов, и тот ответил на посланную ему телеграмму согласием.