Читать книгу "Парижская вендетта - Стив Берри"

Где-то вдалеке пробили часы. Ровно два ночи.

Шаги затихли в нескольких метрах от кресла Торвальдсена.

— Сработали датчики, — произнес из темноты голос домоправителя.

Долгие годы Джеспер искренне (Хенрик знал это) разделял с семьей Торвальдсенов и горе, и радости.

— Где? — спросил он.

— В юго-восточном квадранте, на побережье. Двое. Направляются сюда.

— Тебе не нужно ввязываться, — сказал ему Торвальдсен.

— Пора подготовиться к встрече.

Хенрик улыбнулся. Хорошо, что старый друг его не видит. Последние два года он боролся с приступами горя и апатии. Придумывал себе задания, занимался благотворительностью, чтобы хоть на время забыть о своих вечных спутницах: боли, муке, печали.

— Что там с Сэмом? — поинтересовался Торвальдсен.

— Не знаю. После того звонка на связь он больше не выходил. Зато два раза звонил Малоун. Согласно вашему распоряжению, я не ответил.

Значит, Малоун выполнил то, что требовалось.

Эту ловушку он расставлял с величайшей осторожностью. Теперь, с той же осторожностью, следовало ее захлопнуть.

Торвальдсен потянулся к винтовке.

— Пора принимать дорогих гостей.

ГЛАВА 8

Элиза подалась вперед. Надо обязательно заинтересовать Роберта Мастроянни.

— С тысяча шестьсот восемьдесят девятого года по тысяча восемьсот пятнадцатый Англия воевала в общей сложности шестьдесят три года. Грубо говоря, год воевала, другой готовилась к новым битвам. Представляете, в какую сумму это обходилось? Обычное дело для того времени, войны шли по всей Европе.

— И многие, как вы утверждаете, на войне наживались? — уточнил итальянец.

— Безусловно. Победа значения не имела, — усмехнулась Ларок. — Государственные долги росли, финансисты получали все больше привилегий. То же самое сейчас в фармацевтических компаниях, которые лечат не сами болезни, а их симптомы. Словом, тянут из пациентов деньги.

Мастроянни съел последний кусочек десерта.

— У меня акции трех фармацевтических концернов.

— Ну, тогда вы понимаете, что я говорю правду.

Она твердо, сверху вниз, посмотрела ему в глаза. Он ответил таким же твердым взглядом, но потом, видимо, решил в поединок не ввязываться.

— Чудесный десерт, — заметил итальянец. — Я и вправду обожаю сладости.

— У меня есть еще. — Элиза вкрадчиво улыбнулась.

— Вы пытаетесь меня подкупить!

— Я хочу, чтобы вы приняли участие в нашем деле.

— Почему? — невозмутимо осведомился Мастроянни.

— Мужчины вроде вас — редкость. И тем ценнее. Вы богаты, могущественны, влиятельны. Умны. Склонны к новаторству. Вам наверняка тоже надоело делиться плодами своих трудов с жадными, бесталанными чиновниками у власти.

— Элиза, так что намечается? Откройте же наконец свою страшную тайну!

Она задумалась. Нет, карты показывать еще рано.

— Я расскажу вам кое-что о Наполеоне. Там и будет ответ на ваш вопрос. Вы многое знаете об императоре?

— Знаю, что он был коротышкой. Носил смешную шляпу. Всегда засовывал руку под мундир.

— Вам известно, что ни об одной исторической личности не написано столько книг, сколько о Наполеоне? — спросила Элиза. — Разве только об Иисусе Христе.

— Вот уж никогда не думал, что вы так сведущи в истории!

— Вот уж никогда не думала, что вы так упрямы.

С Мастроянни они общались несколько лет — не дружески, скорее как деловые партнеры. Итальянец владел крупнейшим в мире алюминиевым заводом, серьезно занимался автомобилестроением, авиаремонтом и, как он сам упомянул, фармацевтическим бизнесом.

— Мне надоело хождение вокруг да около. — Итальянец устало вздохнул. — Вы чего-то хотите, а чего именно, объяснить не желаете.

— Мне нравится одна фраза у Флобера, — пропустив его слова мимо ушей, сказала Элиза. — История — это пророчество, обращенное к прошлому.

Мастроянни засмеялся.

— Типично французский взгляд. Меня всегда раздражала манера французов забираться в дебри прошлого, чтобы разобраться с проблемами. Можно подумать, решение кроется в былых победах!

— Корсиканскую часть моей души это тоже раздражает, — согласилась Ларок. — Хотя иногда прошлое бывает поучительным.

— Хорошо, Элиза, рассказывайте о вашем Наполеоне, — снисходительно обронил Мастроянни.

Терпела она это лишь потому, что нахальный итальянец идеально вписывался в команду. Нельзя из-за глупой гордости срывать тщательно разработанный план.

— Он создал империю, сравнимую разве что с Римской. Ему повиновались семьдесят миллионов человек. Он одинаково свободно чувствовал себя и среди солдат, и среди ученых. Фактически он сам провозгласил себя императором. Представляете? Всего в тридцать пять лет, презрев мнение Папы, он надевает императорскую корону. — Элиза сделала паузу, чтобы Мастроянни обдумал ее слова. — Однако, несмотря на непомерное самомнение, лично для себя Наполеон построил всего два небольших театра. К настоящему времени от них ничего не осталось.

— А какие здания и памятники он воздвиг?

— В его честь ничего не построено, и его именем ничего не названо. Многие проекты Наполеона были завершены спустя длительное время после его смерти. Он запретил переименовывать площадь Согласия в площадь Наполеона.

Итальянец явно ничего о деятельности императора не знал. Тем лучше.

— Он приказал расчистить римский Форум и Палатин, приказал отреставрировать Пантеон — и даже не повесил уведомляющие об этом таблички. Он ввел много полезных новшеств в городах по всей Европе, но теперь никто не вспоминает — да и не знает — о его благодеяниях. Правда, удивительно?

Мастроянни запил шоколадный десерт водой.

— Это еще не все, — продолжала Элиза. — Наполеон отказывался брать кредиты. Он презирал финансистов и винил их в долгах Французской Республики. Он смотрел сквозь пальцы на конфискацию, вымогательство, даже допускал хранение денег в банках — но занимать ненавидел. И тем отличался от своих предшественников и последователей.

— Недурная политика, — пробормотал итальянец. — Банкиры — настоящие пиявки.

— Вы бы не отказались от них избавиться?

Перспектива гостю, очевидно, понравилась, но он промолчал.

— Наполеон мыслил так же, как вы. Вместо того чтобы купить у американцев Новый Орлеан, он продал им всю Луизиану, а на вырученные миллионы организовал армию. Любой другой монарх предпочел бы сохранить земли и занять деньги у пиявок.

— Наполеон умер очень давно. Мир изменился, — заметил Мастроянни. — Нынешняя экономика — сплошной кредит.