Читать книгу "Раскрыть ладони - Вероника Иванова"

— И какого...

Пока в ход не пошли ругательства, спешу ответить, срываясь на скороговорку:

— Мне так нужно. Вернее, иначе я просто не умею. И не могу. А умирать не собираюсь. И если бы вы не обращали внимания...

— Предупреждать надо было!

А он испугался. Всерьёз. Ну надо же... Рассказать кому, что Маллет, трус, известный всей Саэнне, заставил ужаснуться опытного убийцу, рассказчика сочтут ещё и сумасшедшим. Но приятно одержать верх хоть в чём-то. До безумия приятно!

— Прошу простить.

Взгляд Тени показал, что в искренность моих сожалений не верят. И ладно.

— Завтра ваш заказ будет готов. Только...

— Что?

— Не приходите сюда больше. Прошу вас. Я сам принесу, куда скажете.

— В любое место?

Судя по проскользнувшему в голосе ехидству, готовится подвох. Но мне важнее знать, что избавлюсь от дальнейших визитов через чердачное окно.

— В любое.

— Тогда... Квартал Медных голов, между полуночью и первым ударом колокола.

Не слишком хорошее место. Трус бы туда не пошёл. Но как правильно подмечено, я не трус, а «кто-то другой».

— Придёшь?

— Приду.

* * *

— Только будь готов, что подождать придётся! — донеслось уже откуда-то с крыши.

Подожду, делов-то. Я и закончить успею только перед самым выходом из дома, не раньше, потому что сегодня вечером надо мной тяжёлым грузом висят долги перед вдовой купчихой. Сколько она заказывала «бусинок»? Десятка три? Э, а хватит ли мне содержимого моих «шкатулок», чтобы выполнить оба заказа? Сейчас проверю.

Тлеющий хвостик порхающей в воздухе невидимой змейки обжёг щёку. Быть не может! Неужели...

Все одно к одному! Верно в народе говорят: беды поодиночке не ходят. И когда же я забыл прикрыть «шкатулку»? Похоже, ещё прошлым вечером, когда заснул над отцовскими записями. И все мои пленницы благополучно разбежались. То есть, разлетелись. Ой, как нехорошо! Но поправимо, хотя и обидно тратить силы на исправление собственных же нелепых ошибок.

Левая ладонь снизу, правая сверху. Касаются друг друга на уровне груди, словно приветствуя, потом снова расходятся, на расстояние, равное двум своим длинам. Глаза можно закрыть, а можно оставить открытыми, зрение всё равно ни к чему, правда, и помешать не сможет, потому что главными участниками готовящегося представления будут руки и только руки...

Коченеть первыми всегда начинают подушечки пальцев, но холод только кажущийся. Помню, поначалу даже трогал кожу ладоней языком, не веря ощущениям, пока не привык, что действительность может состоять не из единственного слоя, а из многих, и в каждом последующем её лик будет выглядеть совсем иначе, нежели в предыдущем.

Десятки узеньких русел сосудов, по которым течёт кровь, кажется, наполняются ледяной горной водой, но холод длится недолго, отступая перед обжигающим пощипыванием: это притягиваются к ладоням ниточки занавесей, составляющих собой мир. Притягиваются, раздвигая кисейное полотно, оставляя на своём месте отверстие, сначала крохотное, но расширяющееся всё больше и больше, освобождают место для...

Есть! Попались, мои драгоценные! Теперь нужно не торопясь и не ослабляя внимания, донести вас до «шкатулки» и вернуть в заточение. Клянусь, оно будет недолгим! Не успеете соскучиться, как превратитесь в нечто новое. Не знаю, насколько замечательное, но главное, другое, завершённое и наделённое смыслом. Пусть насильно, и всё же... Жить бесцельно невозможно, это я хорошо понял на своём опыте.

Правда, одним смыслом теперь стало меньше. Хватит ли оставшихся в наличии для продолжения жизни? Надо подумать.

Какое-то время мне не нужно теперь заботиться о накоплениях для будущей семьи, стало быть, смогу употребить деньги на иные надобности. Хотя, у меня и накоплений-то пока не было... И не будет. Но придётся искать новую подружку и, похоже, в этот раз не следует давать волю чувствам, договоримся с ней сразу, определим выгоду каждого, заключим договорённость... Тьфу. Даже звучит мерзко. Ведь не смогу же, будь оно всё проклято! Не смогу!

Почему никак не научусь просто БРАТЬ? Почему прежде спешу отдать что-нибудь своё, пусть меня ни о чём не просят и ни на что не надеются? А отдав, робко ожидаю получить в ответ хотя бы столько же, и каждый раз попадаю впросак. Почему продолжаю верить, раз за разом убеждаясь в лживости мира?

А какой был хороший пример прямо перед глазами! Родная матушка. Первая красавица города. И первая стерва, как оказалось. Но отец её всё равно любил, иначе бы не потакал безумным капризам и не сносил с благоговейным смирением истерики и скандалы. Каждый месяц дарил что-то дорогое. А матушка норовила по пять раз на дню разрыдаться, причитая, что он её бросит и женится на другой, потому что... И тут на сцену вечно выволакивали меня.

В отсутствие отца дома моё существование почти не замечалось или сопровождалось требованиями принести, унести, сходить за покупками, прибраться в комнатах, не более. Зато когда семья собиралась вместе, меня удостаивали скорбных взглядов, поглаживания по голове, сетований на то, какой сыночек бедный и несчастный... Правда, в детстве я не понимал суть материнских уловок, а в юности, начав изучать магию, уже попросту не обращал внимания, чтобы не тратить зря время. Наверное, матушку это обижало. Но за свои обиды она отплатила с лихвой!

Никто в городе не успел и глазом моргнуть, как неожиданно овдовевшая красотка сняла с себя заботы по воспитанию сына, отдав опеку в руки городского приюта, а всё имущество продала, выручив сумму, достаточную для безбедной жизни вдалеке, и навсегда покинула Саэнну. Наверное, побоялась, что если останется где-то рядом, получит от меня... много чего болезненного.

А ведь есть, за что её прибить. Есть. Не хотела больше иметь дела с магами? На здоровье. Но продавать отцовские книги? Они ведь никому не были нужны, кроме меня. Сколько она получила? Горсть монет. А у меня отняла почти половину жизни, в течение которой придётся зарабатывать деньги на выкуп, потому что скупщик быстро понял мою заинтересованность и установил такие цены, у-у-у! Для меня мало приемлемые. Конечно, я стараюсь, и кое-что уже выкупил. Но сколько ещё осталось... Неужели, матушка так ненавидела магию и всё, с ней связанное? Или хотела отомстить? Но разве мстят своему единственному ребёнку?

Правда, ребёнком я тогда уже не был. Впрочем, как и взрослым. Маги считаются совершеннолетними с двадцати двух лет, а мне только-только исполнился двадцать один год, когда отец... погиб, и единственной хозяйкой дома осталась матушка. Но зачем она сдала меня в приют? Чем я мог помешать? Не надеялась, что моя лихорадка пройдёт? Боялась? Что ж, и правильно делала! Мне ведь было очень больно прийти в сознание на жёсткой койке Дома призрения, в один миг из обеспеченного завидным будущим молодого человека став нищим сиротой. Так больно, что в те дни я вполне был способен опуститься до душегубства. Причём чужих душ, а не своей.