Читать книгу "Яблоки горят зелёным - Юрий Батяйкин"

Машина выпустила лестницу, и Муромцев в открытое окно упал на свою кровать. Компаньоны заворочались, но ничего не заметили.

Муромцев слегка притворил окно, тихонько вытянул у Погадаева из штанов резинку для продержки и сделал рогатку, а пульку скрутил из большой канцелярской скрепки и, крадучись, выглянул на лестницу.

Самурай традиционно спал на потолке этажа и во сне сладко чему-то улыбался. Муромцев изо всей силы оттянул резинку и, хорошенько прицелившись, послал пульку в худенький зад япошки.

На лестнице что-то загремело, послышались японские ругательства и скрежет когтей. А Муромцев, хихикая в кулачок, на цыпочках пошел в постель.

Под утро он сладко спал, когда его разбудил упавший в щель окна к нему на постель какой-то тугой узелок. «Слава Богу, – подумал Муромцев, – КГБ не подвел».

Чуть рассвело, а все уже поднялись, возбужденные, счастливые. Окладову, правда, хотелось больше в Америку, но Япония также вызывала у него восторг. Саке, аппаратура, гейши – все это манило и притягивало как магнит. Он, правда, не совсем представлял, чем будет там спекулировать, но, тем не менее, верил в свою фарцовскую звезду.

Погадаев решил в Японии также пойти в менты, чтобы выучить карате. Ну а для таких, как Бочкин, работа есть в самых отдаленных уголках земного шара. Бочкин решил, что деньги будет тратить на молоденьких женщин, а доносить будет на них же, но безвозмездно, в качестве хобби.

Рая еще не знала, как поступить, но по-женски решила держаться Муромцева.

Ровно в восемь часов наступило время для нанесения ранних визитов, и на пороге появился господин Сигимицу, почесывая маленькую попку и по-японски испытующе всматриваясь в компаньонов.

В конце концов он решил, что в него стрелял Погадаев, так как у него была самая дурацкая из всех рожа.

«Ну погоди, сука поганая, советская тварь, – думал самурай. – Дай только приедем в Японию».

Как он и предполагал, сделка совершилась. Каждый взял чек на круглую, со многими нулями, сумму, а драгоценности перекочевали в белый японский портфель с драконом, замки которого с лязгом захлопнулись, напомнив Погадаеву зубные протезы.

– Теперь о паспортах, – сказал япошка. – Они только на четырех человек – девушку и трех мужчин.

– Тогда давай назад сокровища, – заявил Муромцев.

– Не торопитесь, господа, есть еще один – итальянский. Кто желает в солнечную Италию? – И японец почему-то посмотрел на Окладова.

«В самом деле, почему бы не в Италию? – подумал Окладов. – Заодно избавлюсь от мента, стукача и шлюхи. А нажраться портвейна можно и в Италии, на худой конец вермута».

И он ответил:

– Согласен!

«Дешевка, – подумала Рая, – клялся в любви, алкоголик».

– Господа, получите паспорта, – торжественно проговорил японец. – Теперь вы японцы и, следовательно, должны мне подчиняться, как представителю власти, за исключением господина Окладова, разумеется.

– А что, конституция у вас не действует? – поинтересовался Муромцев.

Все с любопытством рассматривали свои паспорта с неизвестно откуда взявшимися на них фотографиями владельцев.

– Не помню, чтобы я сдавал фотографию, – сказал Муромцев, и японец перенес центр тяжести подозрения с Погадаева на него.

Вдруг Окладов вскочил с места, возмущенно глядя на японца: он наконец прочел свою фамилию в паспорте. Там значилось: «Винченцо Залупини».

– С такой фамилией я никуда не поеду! – заявил он.

– А какая? – все с интересом повернули головы к Окладову.

– Господин Залупини, – сказал японец, – ваша фамилия скабрезно звучит только в СССР. В Италии же больше половины населения носит такие фамилии.

«Ладно, хрен с тобой, – подумал Окладов и присел. – Вот страна! Даже японцы здесь какие-то советские, бл…ди!»

– Господа, самолет через час. Ваш также, Окладов, прошу прощения, синьор Залупини. А теперь прошу вас всех к трюмо.

Все сели к трюмо, где еще совсем недавно любовалась собой супруга Бочкина. Тут Бочкин, само собой, вспомнил про жену.

С диким воплем он стремглав кинулся в сортир и освободил полуживую, голодную, как уличную суку морозной зимой, свою Катю. Ему вдруг стало жалко расставаться с женой, с которой он прожил как за каменной стеной долгие счастливые годы. «Куда ее, падлу, девать?» – подумал он.

– Возьмем ее? – спросил он у Сигимицу.

– Как хочешь, – сказал Сигимицу. – Ты знаешь, тебе я ни в чем не могу отказать. – И он достал из кармана чистый итальянский паспорт.

Тут Бочкина прошиб озноб. Ведь ей придется ехать в Италию вместе с Окладовым, этим прохвостом и бандитом, соплей морской, который ее ненавидит!

Японец, почувствовав, что вот-вот разразится гроза, сказал:

– А больше паспортов у меня нет.

Бочкин сник, а Сигимицу взял вечное перо и стал выводить: «Катрин де…».

– Пахуччио, – подсказал Окладов.

– Сволочь, – прошипел Бочкин.

– Ну хватит, времени в обрез, – сказал япошка.

Они быстро переоделись в привезенное им платье: японцы – в кимоно, а Окладов с Катрин – в туники.

Сигимицу быстро всех загримировал и отвел в машину. Машина полетела в аэропорт.

В аэропорту все сошло гладко, за исключением небольшого происшествия. Чиновник таможенной службы, невозмутимо пропустивший Сигимицу, Окладова, Бочкина, Катрин и даже Погадаева, у которого рожа все равно, несмотря на подведенные косые глаза, оставалась рязанской и в лучшем случае могла сойти за татарскую, но уж никак не за японскую, – вдруг придрался к Муромцеву.

– Ты японец? – спросил он истопника.

– Японец, – на чистейшем русском языке невозмутимо отвечал истопник.

– Тогда скажи что-нибудь по-японски.

– А ты сам японец? – ответил вопросом на вопрос Муромцев.

– Я советский гражданин при исполнении служебных обязанностей, – ответил таможенник.

– Тогда как же ты, муд…к, поймешь, что я скажу? – удивился Муромцев.

Его тут же схватили, скрутили руки, поволокли.

Муромцев, обернувшись, бросил умоляющий взгляд на Сигимицу, но тот пожал плечами: что, мол, могу поделать?

– Педераст! – крикнул ему на весь аэропорт истопник, но в этот момент его втолкнули в стоявший прямо в зале таможни милицейский «воронок».

Следующей была Рая. Оставшись одна, она растерялась. Таможенник внимательно оглядел ее и вдруг предложил раздеться.

Девушка послушно сняла кимоно, и вздох восхищения всех присутствующих в зале мужчин взлетел к потолку.

– А теперь оденься, – сказал таможенник.

Рая беспомощно тыкалась в чужое ей платье, но напрасно: кимоно не надевалось.