Читать книгу "Хокуман-отель (сборник) - Анатолий Ромов"

Постояв около минуты и прислушиваясь, он попытался понять – изменилось ли что-то в окружающих звуках. Нет, как будто бы не изменилось. Все так же кричали птицы, так же, как раньше, шуршала листва перемежающих бамбук кустов. Он осторожно достал из-за голенища финку. Привычным движением спрятал в левый рукав. Правой рукой вынул парабеллум и стволом отогнул ближнюю ветку. Бесшумно двинулся вперед. Он шел настороженно, на каждом шагу останавливаясь и вслушиваясь. Он подходил к зданию шаг за шагом, метр за метром и, подойдя вплотную, так же, метр за метром, стал изучать стену. Увидел: метров за пятнадцать в задней стене чуть приоткрыта инкрустированная, выложенная перламутром дверь с изображением птиц и цветов. Да, здание богатое. Разглядывая затейливую инкрустацию, он вдруг уловил в шуме листвы посторонний звук.

Звук раздался впереди, и он напрягся, вслушиваясь. Тут же напряжение спало, он в сердцах выругался про себя. Между стволами бамбука к двери кралась большая обезьяна. Судя по движениям, она была ручной. Гарамов отогнул ветку стволом парабеллума и тут же ощутил тупой удар по голове. «Слабо бьют», – подумал он, пытаясь повернуться и ответить контрударом. Но его ударили снова, и он потерял сознание.

Когда Гарамов открыл глаза, первым его ощущением была боль. Попытался повернуть голову и еле сдержал стон. Казалось, затылок был каменным. Где же он? Большая комната, шторы. Он полулежит в кресле. Гарамов попытался поднять руку, но рука не поднималась. Дернулся всем телом и понял, что связан.

– Извините, – сказал над ним голос с сильным акцентом. – Пожаруста, тихо.

Вспомнилось: приоткрытая инкрустированная дверь, орангутан. Два тупых удара по голове. Гарамов скосил глаза: кресло, фигура в кресле. Он встретился глазами с человеком, сидящим в двух метрах от него, их отделял только низкий стеклянный столик. У этого человека узкое лицо. Скулы почти не намечены, кожа смуглая, но в меру – ее можно даже назвать светлой. Глаза не раскосые, нос с горбинкой. Но в то же время ясно, что это японец, хотя одет непривычно для конца войны: белая манишка, галстук-бабочка, фрак. Так одеваются метрдотели. «Пожаруста, тихо». В японском языке нет звука «л». Да, это японец. Гарамов оглядел комнату: что-то вроде гостиничного номера с небольшой прихожей. Широкое окно, шторы с рисунками, полированная мебель, на стеклянной столешнице две фарфоровые чашки, скорей всего с чаем, и телефон. Японец широко улыбнулся, показав белые плотные зубы. Гарамов дернулся, но оказалось, что он привязан и к креслу. Человек, не вставая, чуть поклонился:

– Извини-це. Меня зовут Исидзима. Исидзима Кэндзи, директор этого отеля.

Некоторое время японец наблюдал, как пленник дергается, пытаясь ослабить веревки. Гарамов хотел узнать, сможет ли он, изловчившись, ударить японца в живот связанными ногами. Нет, оторвать ноги от кресла невозможно. Веревки плотно впивались в запястья, плечи, икры, бедра, не давая шевельнуться. Дернувшись несколько раз, Гарамов ощутил бессильную мрачную ярость. Влип, так глупо влип! Если бы не обезьяна, которая его отвлекла, он бы что-то услышал. Этот японец живой человек, а не тень. Он не мог подойти к нему сзади совершенно бесшумно.

Японец опять вежливо улыбнулся:

– Напрасные усилия. Пожаруста, как можно скорей сообщите мне, что у вас в самолете?

Гарамов молчал, пытаясь сообразить, кто же этот человек. Из контрразведки? Но тогда бы его допрашивали с пристрастием. А если это не контрразведка, то кто?

Японец придвинул к Гарамову чашку:

– У нас очень мало времени. Выпейте чай. Что у вас в самолете?

– Десант, – сказал Гарамов, ощущая свой каменный затылок.

Японец покачал головой, будто сожалея о чем-то. Достал из карманов и положил на стол парабеллум Гарамова, две финки, документы.

– Очень сожалею, но я уже знаю вашу фамилию. Вы ведь господин Га-ра-мов? Или как у вас – то-ва-рищ Гарамов? Гарамов-сан?

Надо прежде всего успокоиться, а потом уже думать, что делать. Ярость, которую он сейчас испытывал, бессильная злоба на этого японца оттого, что он легко, как котенка, связал его, – все это надо было сейчас притушить. Среди прочих документов на столе лежало предписание о том, что ему, капитану Гарамову, поручено сопровождать группу в составе пяти раненых, пяти членов экипажа, врача и медсестры. И все это теперь известно. Хорош же он, не оставил документы в самолете.

– Развяжите меня немедленно, – сказал Гарамов. – За свои действия вы будете в полной мере отвечать перед советским военным командованием.

Японец покачал головой:

– Поверьте, то-ва-рищ Гарамов, или господин Гарамов, или Гарамов-сан, как вам приятней, – я глубоко сожалею, что мне пришлось связать вас. Но это вынужденная мера, применил я ее только для вашей же пользы. Поверьте мне.

Увидев легкую улыбку японца, Гарамов снова ощутил ярость. Японец сожалеюще причмокнул. Немыслимая тяжесть в затылке. Ничего, в конце концов, сейчас важно не это. Все это пустяки. Важно узнать, кто же он, этот фрачник. Он очень похож на военного, а фрак – на маскарад.

– Повторяю: если вы немедленно не развяжете меня, вы пожалеете об этом.

– Я развяжу вас, господин Гарамов, как только вы скажете мне о цели вашего прилета сюда и о том, что или кто находится у вас в самолете. – Японец оскалил в улыбке зубы. – Кто вы сами, я догадываюсь.

Он прочел документы, это ясно, и все отлично знает о раненых.

– Я уже сказал: я представитель советского военного командования.

– Сожалею, но это неправда, господин Гарамов. Я прочел документы. Умоляю, не оттягивайте время, господин Гарамов. Мы говорим уже три минуты, а у нас на счету каждая секунда. Контрразведчики безусловно засекли ваш самолет.

«Контрразведчики засекли ваш самолет». Что это значит? Гарамов мучительно пытался понять, кто же этот японец. А может быть, он в самом деле хочет ему помочь? Ничего себе помочь – связал. Освободиться от веревок невозможно. «Директор отеля…» Как бы не так.

Таких «директоров» в любой разведке и контрразведке – пруд пруди. Судя по тому, как японец бесшумно подкрался сзади, и по удару, – это профессионал.

– Я жду, господин Гарамов. Чем скорее вы доверитесь мне, тем будет лучше и для вас и для меня.

С другой стороны, если этот японец из разведки, то он давно бы уже стал его пытать.

– Что в самолете? Спецгруз? Если вы молчите – значит, там спецгруз. Учтите, разговаривая с вами так, я многим рискую.

Он ведь знает, что в самолете. Знает по документам. Тогда почему спрашивает? Хочет убедиться?

– В самолете хорошо вооруженный десант, – медленно сказал Гарамов. – Если в течение десяти минут я не вернусь на борт самолета, десант начнет боевые действия. Вы сказали, что мы говорим три минуты. Считайте теперь сами, сколько вам осталось спокойной жизни.

Японец расплылся в улыбке:

– Господин Гарамов, вы профессиональный разведчик. Это можно понять по тому, как вы вошли в рощу, двигались, как вели осмотр, и даже по этим ножам и трофейному парабеллуму. Так вот, как разведчик, ответьте мне: если в самолете действительно отряд, то какой мало-мальски опытный десантник выпустит на разведку одного человека? Без подстраховки, господин Гарамов? Ведь это железное правило, и вы его отлично знаете.