Читать книгу "Грозное дело - Сергей Булыга"

Клим стал смеяться негромко, но очень обидно. И Трофим не выдержал! Вскочил и через лавку – на другую лавку! Навалился на Клима и начал душить! Клим извивался, сопел, но Трофим его не выпускал! Да ещё и приговаривал:

– Я тебе, скотина, покажу, как над государем потешаться! Я и без Ефрема обойдусь! Я тебе язык и без клещей достану, пёс смердячий!

Клим стал понемногу сдавать. Он уже не так вертелся и почти не отбивался, а только что-то мычал, ногой подрыгивал…

Трофим разжал руки, убрал с Климовой груди колено, слез с лавки, провёл рукой в темноте и ничего не нащупал.

– Эх! – только и сказал Трофим.

– Чего? – хрипло спросил Клим.

– Лавку обернул! И квас, – сказал Трофим. – А пить охота!

– На окне ещё стоит, – ответил Клим. Усмехнулся и добавил: – Неотравленный.

Трофим повернулся, поискал на подоконнике, нашёл кувшин и начал пить.

– А ты бешеный! – сердито сказал Клим.

Трофим пил квас, молчал. Клим продолжил:

– Дурень! Я тебя испытывал. Мне Годунов велел. А ты меня чуть не убил.

Трофим отставил квас, вернулся к своей лавке, лёг, накрылся шубой и затих. Клим помолчал, потом спросил:

– А это правда, будто бы сам царь тебе чашу мальвазии пожаловал?

Трофим не сразу, нехотя ответил:

– Не чашу, а чарку. И не мальвазии, а хлебного вина. Двойного.

– А! – разочарованно ответил Клим.

Трофим разозлился и сказал:

– Не пожаловал, а сам поднёс! Пожаловал – это когда он через слуг передаёт. А тут сам, из своих рук, мне вот так чарку подал и сказал: «Держи, Трофимка!» И я взял и выпил, с царя глаз не спускаючи, вот!

– Давно это было? – спросил Клим.

– Давно, – без всякой охоты ответил Трофим и поморщился. Не любил он об этом вспоминать, ох, не любил! И не убивал он тогда никого, а отбивался. Не отбился бы – его бы убили. Тогда он сейчас сидел бы где-нибудь на облаке да сверху вниз поглядывал, а тот, которого он не убил…

Нет, тут же подумал Трофим, ничего здесь, внизу, не поменялось бы. Да и чего гадать? Гадание, суть ведовство, есть грех, за гадание положен кнут. Да и давно пора спать. Какой день был хлопотный! Да и когда его в Москве подняли – может, ещё даже до полуночи. Вспомнив Гапку, Трофим усмехнулся, но тут же опять стал строгим и подумал, что пора спать, во сне часто снится, где и кого нужно разыскивать. Поэтому когда он спит, он служит. И Трофим заснул.

10

Но ничего толкового ему в ту ночь не приснилось. И всё же Трофим, когда проснулся, то, ещё не открывая глаз, прислушался. Было тихо. Тогда он открыл глаза. Окно уже было открыто, но за ним было ещё совсем темно. Свет шёл только от лампадки. И в этом слабом свете Трофим рассмотрел, что Клим уже сидит на своей лавке одетый и в шапке.

– Ты куда это? – спросил Трофим.

– К боярину, – ответил Клим. – Он же у нас ранний. А ты здесь как выйдешь, так сразу налево, а дальше, учуешь – там у нас поварня. Скажешь, ты от Клима Битого. Тебя накормят. И там жди меня.

Сказав это, Клим сразу встал и вышел. Трофим ещё немного полежал, повытягивал кости, повспоминал, о чём был сон, а сон был пустой, ненужный. Трофим встал с лавки. На полу валялись черепки от вчерашнего кувшина. Трофим вспомнил, как он душил Клима, и подумал, что это тому будет наука – не распускай язык. А то знаем мы таких: не успеешь рта раскрыть, а он уже донёс!

Трофим вздохнул и начал собираться. Собравшись, надел шапку, вышел, повернул налево и, на горелый дух, пошёл на поварню. Пахло горелым луком, начинался постный день, пятница.

В поварне оказалось пусто. Но Трофим не стал проходить дальше, а сел с ближнего края стола. Вышла повариха – толстенная баба, спросила, он не Климов ли? Трофим ответил, что Климов. Баба ушла, вышел поварёнок, принёс горелого лука и хлеба, а потом кашу на воде и ещё кашу.

Затем пришёл Клим. Вначале он ничего не говорил, а тоже поел, и только после кваса, широко утёршись, Клим сказал, что при покойной палате всё уже готово – рынды приведены, и Савва тоже, а Годунова пока что не будет, ибо ему было приказано быть у царя.

– А что царь? – спросил Трофим.

– Так, – уклончиво ответил Клим. – Хворает.

– А царевич?

– Тоже. – Тут Клим помолчал, потом добавил: – Всю ночь жаром горел.

Трофим перекрестился. Клим тоже.

Они встали и пошли в покойную. Теперь Трофиму шлось легко, да и дошли они быстро. Пока шли, рассвело, в переходах развиднелось.

Возле двери в покойную стояли рынды – двое с бердышами, двое без. А ещё дальше, ближе к повороту, стоял какой-то дворовой человек с руками за спину, а при нём двое стрельцов. Рынды без бердышей – это те, которые тогда стояли на двери, а дворовой – это, наверное, тот самый Савва, истопник, подумал Трофим.

Так оно и оказалось. Но до Саввы дело пока не дошло. Клим выступил вперёд и, обращаясь к Трофиму, одного из рынд без бердышей назвал Никитой Громовым, а второго Петром Самосеем. Трофим достал из-за пазухи целовальный крест, утёр его платочком и выставил перед собой. Пётр и Никита приложились к кресту и пообещали говорить как на духу. Трофим спросил, как было дело.

– Никак не было, – ответил Пётр. – Мы стояли, ничего не видели. Никто не проходил, никто не пробегал. Да и как тут пробежать? Куда?

– Всё сказал? – спросил Трофим.

Пётр ответил, что всё. Трофим сунул ему крест. Пётр его поцеловал и отступил на шаг. Трофим посмотрел на Никиту. Никита выступил вперёд, сказал почти что то же самое, что Пётр, поцеловал Трофимов крест и отступил к Петру.

– Ладно, – сказал Трофим. – Стоять здесь и никуда не отходить.

А сам повернулся к двери. Рынды с бердышами расступились. Клим открыл дверь. За ней было светло. Трофим вошёл в палату и продумал: конечно, светло, когда здесь такое окнище! Оно было стекольчатое, стрельчатое, почти всё прозрачное и только по краям с узором: снизу травка, а с боков – птицы с длинными хвостами. Трофим засмотрелся на окно. Травка была зелёная, как настоящая, а птицы как огнём горели.

Трофим подошёл к окну. В рамах нигде не было ни щёлочки, всё плотно закрыто войлоком и забито гвоздиками с золотыми шляпками. Трофим посмотрел через стекло. Внизу был виден двор, вид был почти как настоящий, только кое-где немного расплывался, будто смотришь через воду. Но вода была чистейшая!

Насмотревшись в окно, Трофим взялся за раму и потянул её на себя. Рама не поддавалась. Трофим потянул сильнее…

– Э-э-э! – прикрикнул Клим. – Ты чего это?! Пятьсот рублей это окно, смекаешь?!

Трофим отпустил раму, обернулся и строго сказал:

– Царевич подороже будет.

Клим не нашёлся что ответить. Трофим отступил от окна и посмотрел на ставни. Они, прислонённые к стене, стояли по бокам окна. А вчера стояли на окне!