Читать книгу "Чувственная пытка - Воск"

И вот он возле моего стола, опирается руками, склоняется. Я стараюсь не отшатнуться и не показать своего состояния.

В глаза не смотрю, а то мало ли что может произойти. Перевожу взгляд перед собой, и он утыкается в кисти рук. Какие же длинные у него пальцы… Как у музыканта. Такими только ласкать струны или женский стан.

Начинаю сердиться на себя, на свои мысли и отвечаю Неждану более резко, чем планировала заранее.

– А почему позвонили именно ей, ведь при получении факса указывается номер телефона отправителя? И насколько я знаю, номера у меня в кабинете и у секретаря разные. Это было сделано специально, чтобы не было накладок с отправлением. Давно. Еще до вас, – добавила, желая показать, что я тут старожил, а он так, без году неделя.

– Вот как?

Неждан выглядел озадаченным, однако со стола не поднялся и руки не убрал.

Мне показалось, или его ноздри затрепетали?

Тьфу на меня. Я уже брежу. Мало того, что сама принюхиваюсь, так и думаю, что другие делают точно так же.

Только собралась ответить что-то типа того «сначала узнайте, как оно на самом деле, а потом разбрасывайтесь обвинениями», как распахнулась дверь, и в нее пташкой впорхнул Стас, начавший щебетать с порога.

– А ты знаешь, что сделал Аполлоша? – и это было сказано таким тоном, будто я должна быть в курсе всех событий. – Ой, я позже зайду.

И выскользнул прочь из комнаты. Какого черта его принесло именно в этот момент?

– Вас, Юнона Альбертовна, интересует Аполлон Аристархович? Так спросите у меня. Я же с ним больше общаюсь. Или вы успели познакомиться с ним поближе?

И что я должна ответить? Сказать, что не познакомилась, так нет же, общались и не раз. Даже больше, чем с остальными, но это же Аполлон, у него язык без костей. Он кого хочешь заболтает. Можно ли это считать близким знакомством? Наверное, можно.

– Кто же с ним не познакомился? – чистую правду сказала.

Глаза генерального сузились до маленьких щелочек, на щеках проступили четче края скул.

– Вместо того чтобы шашни крутить, занялись бы своими прямыми обязанностями. В бухгалтерии с обеда принтер не работает, и никому до этого дела нет.

– Но он же там не один.

Я знала о возникшей проблеме, и где-то через час ее должны были устранить, работа не простаивала, и такое макание в грязь лицом ранило очень больно.

– А если и с тем возникнут неполадки? Работа должна остановиться? Так?

Я начала тихо ненавидеть этот хриплый голос.

С усилием сжала одну руку другой, так что синяки будут. Я проглочу эту обиду. Не сорвусь. Не нагрублю. Но мой личный рейтинг генерального, ранее бывший очень высоким, стал катастрофически падать.

И тут внутри меня что-то лопнуло. Наверное, это было терпение. Я расцепила руки и с размаху бухнула ими на стол. Звук получился оглушающий, и это в тишине закрытого кабинета. Поднявшись со стула, я скопировала позу генерального. Уперлась руками о стол и склонилась в его сторону, так что мы оказались лицом к лицу.

– Претензии к пуговицам есть?

– К каким пуговицам?

Если бы я не была так раздражена, то обязательно бы улыбнулась череде выражений лица, сменявших друг друга.

– А хотите верх белый, а низ черный? Могу устроить. А носки к трусам, хотите, пришью?

Меня понесло. Снежный ком обиды копился, копился и накопился да с горы покатился.

– Зачем? – только и мог он сказать.

– А чтобы не терялись. А то мало ли, вы потеряете один носок, а я буду виновата. Так вы сразу скажите.

Что сейчас будет? Держите меня семеро.

Я была в ярости, точка кипения была пройдена.

– Терпеть не могу, когда на меня кричат, – проскрежетал этот несносный Неждан Натанович.

– А вы не терпите. Впрочем, о чем это я? Эта добродетель вам не знакома.

Мне уже терять было нечего, и я решила выдать все, что думаю.

– Лучше замолчите, а то потом пожалеете, да поздно будет!

Черносмородиновые глаза сверкали.

– Вот только не надо мне угрожать. У нас свобода слова!

Я бы еще про права человека вспомнила…

Со стороны мы, наверное, напоминали двух орущих кошек, вернее, кота и кошку. У нас каждую весну под окнами раздаются пронзительные крики завывающих котов. Та еще какофония. Так что о ней я знаю не понаслышке.

– Зря женщинам дали право голоса, лучше бы они молчали по-прежнему, – выдал Неждан.

– Именно из-за таких мужланов женщин всю жизнь угнетают и гнобят, считая вторым сортом после самолюбивых, чванливых муд…

Я хотела сказать «мудаков», да вовремя язык прикусила.

Мы пыхтели. Еще чуть-чуть – и будет взрыв. Ну или убийство. Правда, кто кого убьет – это еще вопрос. Наши взгляды скрестились, как шпаги у мушкетеров, слова сыпались с частотою автоматной очереди.

Никто никогда так не выводил меня из себя. Может быть, это из-за того, что я чувствую к этому мужчине и не могу показать своих чувств. Либо же всему виной сексуальная неудовлетворенность, о которой мне постоянно твердила Светланка. И теперь она проявилась таким образом. Кто его знает? Но мы с Нежданом перли друг на друга, словно два бульдозера, не обращая внимания на неровности дороги, рытвины и выбоины.

– А что это вы тут делаете?

Ситуация была как в кино. И именно она стала конечной точкой нашего противостояния.

– Ничего! – рявкнули одновременно два голоса на заглянувшего в дверь Аполлона.

– Вы ругайтесь, ругайтесь, – он аккуратненько прикрыл дверь, стараясь не шуметь, – а я тут в стороночке посижу, послушаю.

И этот божок местного розлива взял стул, развернул к себе спинкой и уселся верхом.

Первой не выдержала я.

– Да что это вы себе позволяете? Тут вам не цирк-шапито. Немедленно покиньте кабинет!

И стала в позу, выставив вперед ногу.

Следом подключился Неждан.

– Аполлон, а не пойти ли тебе поработать?

Шеф был более сдержан в выражениях, но было видно, что держался он из последних сил.

– И пропустить самое интересное?

Зам положил голову на спинку стула.

– Нет уж. Увольте. У меня билет в первый ряд.

И этот гад всерьез надумал, что мы продолжим? Мы с Нежданом объединились против него.

– У меня тут не проходной двор.

Это я намекала, что синеглазому надо бы свалить отсюда по-тихому.

– Выйди, мы с тобой потом поговорим, – требовал Неждан.

А тому было хоть кол на голове теши, все побоку. Он взирал на нас с неуемным любопытством пришедшего на представление ребенка.