Читать книгу "Великие умы России. Том 14. Николай Жуковский - Элина Масимова"

Вчера весь день проходил по Парижу и восхищался его красотами. Именно – это всемирный Вавилон. Я не буду сегодня вдаваться в описание тех великолепных построек, которые мне удалось видеть, и отложу это до следующего письма, которое напишу сейчас же по получении Вашего письма. Непременно пишите, что Вы все здоровы и что делает милая Вера.

Всех Вас целую.

Н. Жуковский.

Paris, 11 juin, Rue Tourno.

Хотел не писать к Вам, пока не получу от Вас уведомления, что Вы выехали из Москвы. Я получил от Вас только одно письмо, которое меня очень обеспокоило: слава богу, что милая Вера не проснулась, когда к ней залез подлый воришка, и слава Богу, что теперь Вы уже, вероятно, не одни.

Жизнь в Париже приводит меня в восторг. Это прекраснейший город, который можно себе вообразить; все здесь так удобно, так изящно и дешево.

Первый день я не мог усидеть на месте и все бегал осматривать разные великолепные сооружения. Их такая масса, что и не перечтешь. Был в Лувре, в этом собрании изящных произведений; какая разница между ним и жалким Берлинским музеем. Там оригинальны разве фрески Каульбаха, здесь же, что ни шаг, то оригинал великого художника.

Мне всего более понравилась Мадонна Мурильо (опирающаяся на Луну), а из статуй – Венера Милосская, хотя она без рук и с приделанным носом, но удивительно прекрасна.

Еще много хотелось бы поговорить с Вами, но хочется спать.

Ваш Н. Жуковский.

Так Николай в своих письмах отражал не просто собственные впечатления от увиденного в зарубежных городах. Его записи – срез того времени, увиденный глазом интеллигента. Вширь и вглубь охватил он все особенности жизни немцев и французов и как путешественник, и как ученый, и даже как политолог. Примеченные им детали хранят в себе ту самую ценность, что передают и фотографии прошедших времен, и сохранившиеся документы, позволяя прикоснуться к прошлому через человека. Прочтем еще пару писем, чтобы еще раз почувствовать это.

Mercredi, 27 juin, 1877.

Милая мамаша, я удивляюсь, отчего Вы так редко мне пишете, я получил от Вас только два письма, а Вам написал десяток писем.

Расскажу Вам свою поездку в S. Cloud – предместье Парижа, расположенное на Сене, прежняя резиденция Наполеона первого.

…Пароход проехал множество мостов, из которых особенно красив тройной мост (в три яруса) обводной дороги Le Chemin de cincture, и выехал из Парижа. Пошли дальше живописные садики с беседками.

Мы часто останавливались перед различными гаванями и принимали на палубу разряженное общество. Наконец с левой стороны реки стали подниматься горы, покрытые каштановыми лесами, а среди зелени показался красивый городок Medon.

Укажу на особенную страсть французов к рыболовству. Почти весь берег реки усеян рыболовами, которые, подобно аистам, стоят с удочками, уставя глаза на поплавок. Мы встретили не только рыболовов, но и очень красивых рыболовок, хотя, надо признаться, я не видел, чтобы кто-либо что-нибудь выудил.

Только в 11 часов вечера вернулись домой. Прогулкой этой мы все остались очень довольны и условились еще съездить в Версаль, когда там будут большие воды, как говорят французы, т. е. когда пустят все фонтаны.

Вы, вероятно, знаете из русских газет, что французская республика мало-помалу обращается в Мак-Магоновскую. 16 мая президент распустил министерство Жюль Симона, которое показалось ему слишком республиканским, а на последних заседаниях 22 июня была распущена палата депутатов, во главе которой стоял Гамбета. Дадут ли выборы в сентябре такое же республиканское большинство, какое было в старой палате? Если нет, то республика мало-помалу перейдет в монархию. Теперь здесь делается хуже, чем у нас в России, каждый день процессы об оскорблении президента республики; либеральные газеты запрещены и всякая мерзость творится. Относительно своей статейки еще ничего не знаю. Ролана другой раз не видал. Думаю сходить еще раз к Melantonts. Несмотря на мое желание сойтись с каким-нибудь французским семейством, мое знакомство с ними как-то не особенно клеится.

Милая Вера, благодарю, что ты мне пишешь, ты совершенно верно рассуждаешь, что всякая каракуля, написанная Вами, приносит мне большую отраду. Всем вам мои приветствия и поцелуи.

Н. Жуковский.

5 июля (23 июня), 1877.

Мои дорогие ореховские обитатели, как я думаю, Вам теперь скучно сидеть в нашей ореховской тишине после того, как Вы так хорошо покатались: то-то Вы мне будете много писать, а то среди развлечений Вы меня совсем позабыли. Хорошо было бы, если бы Вы устроили постоянную почту в виде Захарикуса. Посылайте его всегда в субботу, а я буду стараться писать в понедельник так, чтобы к субботе Вы имели письмо от меня…

Лекции в Париже теперь окончились, и я предаюсь безделью. Занимаюсь главным образом французским языком, по которому, однако, делаю очень медленные успехи. Был у меня сегодня один француз, он занимается изучением русского языка. Мы заключили коалицию взаимного обучения.

Мою статейку Rolan передал Resal’ю, с которым он меня познакомил, и я очень доволен, что услышу мнение от такого знаменитого ученого, как Resal.

Жуковский вернется в Париж позже, примерно через 10 лет, тогда уже чувствуя свое самое большое и истинное предназначение. Тогда-то произойдет решающий толчок Николая к началу того дела, которое впишет его имя в историю России и даже мира как одного из самых выдающихся ученых. Пока же, в 1877 году, подготавливалась почва для этого, для дорого зерна всей будущей авиации нашей страны.

Хоть лекций в Париже было немного, удавшееся знакомство Николая с Резалем, известным французским профессором механики, математиком и инженером, было очень важно. Оно даст потом свои плоды. Кроме того, из Франции Жуковский привез домой весь набор летающих моделей, которые стал часто демонстрировать в Москве. Но знаменательнее всего было его увлечение новым изобретением братьев Мишо 1869 года, везде не сразу получившим распространение – велосипедом с огромным передним колесом, который Николай также захватил с собой из этого всемирного Вавилона и привез на родину. Из красной материи Жуковский соорудил себе крылья в виде парусов, которые надевал на себя на время езды на своем новом железном коне, и всё лето 1878 г. было посвящено опытам, которые этот бородатый уже мужчина ставил, разъезжая, честно говоря, по не очень ровной ореховской дороге. Нет, опыт заключался не в том, чтобы умело оседлать эту лошадку. Жуковского интересовал вопрос образования подъемной силы в немного наклоненных крыльях, а также ее изменения по величине и по месту приложения (центру парусности). Опыты с этим сооружением прекратились после серьезной поломки крыльев, однако Николай Егорович еще не раз возвращался к этому вопросу и в целом делу «приручения» полета, осмысливая это с теоретической точки зрения и вновь экспериментируя в родном Орехово.