Читать книгу "Приморские партизаны - Олег Кашин"

Богдан Сергеевич удивился до такой степени, что даже сознался в настоящем уголовном преступлении, и хотя губернатор ничего не понял, Богдан Сергеевич потом ворчал на себя, что не надо быть таким болтливым, особенно с кем попало (губернатора он относил к этой категории, потому что губернатор был из Москвы), а признание его звучало примерно так: «Вот тебе и Соломон, вот тебе и тихий омут. Ох, не на того я охотился».

Богдан Сергеевич имел в виду Игоря Петровича, журналиста старой школы из девяностых, владельца и редактора местной газетки «Сити», конечно, давно пережившей свое время и давно растерявшей, как и вся пресса в России, свою репутацию, но при этом ее все равно по-прежнему читали и любили, во всяком случае, не только за программу телепередач на внутреннем развороте. Когда-то, еще при позапрошлом губернаторе, Игорь Петрович нанес Богдану Сергеевичу очень болезненный удар – Богдан Сергеевич помог тому губернатору с выборами, и губернатор расплатился с Богданом Сергеевичем должностью вице-губернатора, которую дали одному ветерану тех боксерских времен, когда Богдана Сергеевича еще звали Брюквой. Вице-губернатор был хороший мужик, отвечал за квоты по импорту табачных изделий, но сгубило его, как часто бывает, тщеславие, и когда в «Сити» вышел огромный материал о том, что вице-губернатор купил себе, во-первых, диплом о высшем образовании, и во-вторых, черный пояс по каратэ, государственная карьера его закончилась немедленно, а дружба с Богданом Сергеевичем еще быстрее, потому что с фальшивым дипломом нельзя работать на госслужбе, а с фальшивым черным поясом нельзя быть другом Богдана Сергеевича. Вице-губернатор успел улететь в Испанию, где, вероятно, и жил до сих пор, а, встретив Игоря Петровича в каком-то ресторане, Богдан Сергеевич честно ему сказал, что в другой ситуации он бы Игоря Петровича, конечно, убил, но поскольку по-человечески Игорь Петрович прав, то он его прощает и обещает не трогать.

18

Может быть, Богдан Сергеевич и рассчитывал на взаимность в смысле этого «не трогать», но Игорь Петрович ведь ничего ему не обещал, и уже в наше время, десять лет спустя, в «Сити» чуть не вышла новая разоблачительная статья про Богдана Сергеевича, которая могла бы стоит ночному губернатору огромных проблем, потому что Игорь Петрович сумел выяснить, что через подконтрольную ему дырку в границе Богдан Сергеевич экспортирует в Европу не только янтарь, но и наркотики. Какие выводы из этого хотел сделать Игорь Петрович, сказать трудно – то ли Богдан Сергеевич вел какую-то собственную игру, то ли действовал в чьих-нибудь московских интересах, но до выводов дело не дошло, потому что времена были уже действительно новые, и Богдану Сергеевичу позвонил генерал Сорока, бывший в курсе планов журналиста, и никакой статьи в итоге не вышло, потому что Игорь Петрович, возвращаясь однажды вечером из супермаркета, по неизвестной причине решил подняться на свой шестнадцатый этаж без лифта, и на двенадцатом этаже, видимо, утомившись, подошел к окну подышать свежим воздухом и, потеряв равновесие, выпал и разбился об асфальт. Следствие колебалось между самоубийством и несчастным случаем, выбрало несчастный случай, а в права владения ООО, которому принадлежала газета, вступил двадцатилетний студент юрфака Игорек, сын Игоря Петровича, и, хотя Игорек и пообещал, что продолжит делать «Сити» так, чтобы не посрамить память отца, главным его другом как-то сам собой оказался Богдан Сергеевич, и «Сити» очень быстро стала неформальным личным изданием ночного губернатора, то есть теперь, если газета кого-то разоблачала, то это не значило вообще ничего, кроме того, что разоблачаемым недоволен Богдан Сергеевич.

В некотором смысле новое положение газеты было, между прочим, выгодно и губернатору, потому что теперь ему было достаточно только сказать «никакой огласки», и даже о смерти генерала Гончаренко ни одна газета ничего не написала.

19

На место гибели депутата областной думы Гринберга с первой патрульной машиной прибыл начальник областного УВД генерал Башлачев. Постоял в пахнущем зоопарком подъезде, посмотрел на скрючившегося посреди лестничной площадке Соломона Борисовича, сказал, что можно уносить, сам вышел на улицу.

Напротив подъезда во дворе стоял мусорный бак. Подчиненные, сопровождавшие начальника, вспоминали потом, что он, передав одному из них свою форменную куртку, засучил рукава и, приговаривая, что он так и остался настоящим опером, и сейчас всем покажет, как надо работать, наклонился над мусорным баком и, засунув в него голову, долго шарил на дне своими руками. Вылез, отряхнулся и почему-то обрадованно прокричал:

– Пистолета нет!

Забрал куртку, оделся и уехал домой. Главное – создать у подчиненных настроение.

20

Соломон Борисович очень удивился, когда, получив пулю в грудь на лестнице собственной пятиэтажки, начал сползать по ступеням и, еще живой, скатился на площадку под двери тихо ужинающих соседей. Он не знал, что его убивают за тот разговор с губернатором – сам-то он рассчитывал просто заинтриговать губернатора, улучшить с ним на этой почве отношения и, поскольку это процесс долгий, прожить два предвыборных года так, чтобы встретить выборы не врагом, а умеренным оппонентом губернатора – умеренным до такой степени, чтобы губернатор как минимум не мешал ему переизбраться, а лучше бы даже помог, потому что без губернаторской помощи сейчас пожалуй что и не изберешься.

Провинциальная оппозиция – люди, которых не было. Зачем в провинции оппозиция? Она не нужна, общество так устроено, что ее некуда втиснуть, и несчастные соломоны борисовичи, если они где-то остались, тихо доживали свое, числясь оппозиционерами просто потому, что им больше некуда было себя деть.

Соломон Гринберг когда-то преподавал научный коммунизм, в восемьдесят девятом году помогал местному прогрессивному профессору избраться народным депутатом СССР и помог, а потом, когда депутатов из межрегиональной группы всех стали назначать первыми губернаторами, тот профессор позвал Соломона Борисовича к себе заместителем, и Соломон Борисович до самого девяносто шестого года честно разваливал областную социальную сферу, а потом, когда губернатор проиграл выборы и вышел на пенсию, Соломон Борисович остался в тогда еще большой политике, и, каждые пять лет переизбираясь в областную думу по тому же округу, по которому его выбрали еще в те времена, когда он был властью, постепенно, по мере исчезновения демократов первой волны, превращался в последнего областного оппозиционера. Стены в его квартире походили на коридор провинциальной гостиницы, гордящейся своими знаменитыми постояльцами – на застекленных фотографиях Соломон Борисович был изображен в компании Гайдара, и Чубайса, и Явлинского, и Каспарова, и Касьянова, и Лимонова, и Навального, и Прохорова, были совместные фото с Лехом Валенсой, Горбачевым и Вацлавом Гавелом, были просто портреты самого Соломона Борисовича на фоне американского Капитолия, каких-то евросоюзовских зданий в Брюсселе и на чекпойнте Чарли в Берлине. Говорят, оппозиция нужна для того, чтобы рваться к власти, но Соломон Борисович не рвался не только к власти – вообще ни к чему. Его устраивала эта роль, ему нравилось быть единственным независимым депутатом в областном парламенте, отпускать иронические реплики во время единодушных голосований и задавать острые вопросы губернатору, когда тот встречался с депутатами. Ему нравилась эта жизнь, но теперь она закончилась, потому что так решил Богдан Сергеевич.