Читать книгу "Занзибар, или последняя причина - Альфред Андерш"

ЮДИТ

Она села за столик в совершенно пустом в этот час маленьком ресторане при гостинице и заказала чай и бутерброд с колбасой. Потом она посмотрела в окно, на пустынную гавань. У стенки причала она заметила священника, который беседовал с рыбаком. Хозяин принес чай и бутерброд. Юдит вынула из сумочки путеводитель Бедекера и сделала вид, что внимательно изучает его, поглощая бутерброд. Кстати, это была одна из ее любимых привычек: читать во время еды. Дома мама всегда немножко ворчала, когда находила Юдит лежащей на животе и поглощенной чтением: одной рукой она подпирала голову, а в другой держала хлеб с вареньем. Сегодня она читать не могла. Она просто смотрела на страницы.

— Церкви закрываются в пять, — сказал хозяин.

— Так рано?

— В половине шестого нынче уже темно, — ответил хозяин.

— Ах да, действительно, — сказала Юдит. — Пожалуй, я пойду осматривать их завтра. А то я что-то устала. Пойду пройдусь немного по набережной, осмотрю гавань.

Эта крошка не очень-то спешит, подумал хозяин. Обычно такие девушки прямо рвутся поскорее попасть в церковь. А эта, похоже, не такая усердная. Что ж, бывают исключения. Кстати, весьма хорошенькое и молоденькое исключение.

— В гавани и смотреть-то не на что, фройляйн, — сказал он.

— Да, правда, почему там так пусто? — спросила Юдит. — Даже рыбачьих лодок нет.

— Они уже вышли в море. У нас сейчас сезон трески. Сегодня ночью прибудет первый улов. Так что завтра на обед вы сможете отведать отличной, свежайшей трески.

Юдит почувствовала на себе его взгляд. Жуткий тип, подумала она, такой жирный и белесый. Жирная треска.

— Чудесно, — сказала она. — Я обожаю морскую рыбу. — И подумала: Завтра днем меня здесь в любом случае не будет, даже если не появится ни один пароход, идущий за границу.

— А большие суда заходят в Рерик? — спросила она, пытаясь придать своему голосу полное равнодушие.

— Очень редко, — ответил хозяин. — Иногда швартуются маленькие пароходишки. Ведь о Рерике никто не заботится, — завел он явно любимую песню. — Необходимо почистить фарватер, углубить его. Да и погрузочные механизмы износились до чертиков. Вот Росток — это да! И Штеттин! Там все делают, что надо. А в Рерик ни одно крупное скандинавское судно теперь и не заглядывает.

Он так разбушевался, что забыл про Юдит и с грохотом стал выбрасывать на улицу пустые ящики из-под пива. И пока он вытаскивал ящики, внутренняя дверь с яростным скрипом ходила ходуном. Он похож на китайца, подумала Юдит, огромный, мучнистый, жирный китаец. Только не такой тихий.

Она снова посмотрела в окно. Священник, который недавно разговаривал с рыбаком, теперь переходил площадь. Он опирался на палку. Юдит видела, что его мучает сильная боль, потому что в его походке было какое-то напряжение, словно ему надо было непременно держать себя в руках, чтобы совсем не согнуться над своей палкой.

Хозяин снова вошел в помещение.

— Вы еще должны дать мне свой паспорт, — сказал он. — Полиция теперь всегда требует паспорта, когда по вечерам проверяет книгу для записи постояльцев.

Пальцы Юдит вцепились в сумочку.

— Он у меня наверху, в чемодане, — сказала она. — Я сама потом его принесу.

— Не забудьте! — ответил хозяин. — Лучше сделайте это прямо сейчас же!

Это конец, подумала Юдит. Ничего из моей затеи не вышло. Я не могу показать ему свой паспорт, потому что он сразу же выдаст меня. С этим китайцем нечего и пытаться договориться. Мне надо сейчас подняться в комнату и тут же спуститься и сказать, что мне нужно тотчас же уехать. Придумать, что я внезапно почувствовала себя больной или еще какую-нибудь глупость. Он мне, конечно, не поверит. И если с вокзала в самое ближайшее время не отправляется какой-нибудь поезд, я, скорее всего, уже не выберусь из Рерика.

Охваченная паникой, она вдруг услышала слова хозяина:

— У вас вид иностранки, фройляйн. Такие, как вы, редко заглядывают в Рерик.

Неужели он уже догадывается? Юдит вдруг почувствовала, что она в заточении, что ее словно заперли в этой гостинице. Рерик — это западня. Западня для таких редких птичек, как я. Ах, мама, подумала она. Ты всегда была таким романтиком. А она, Юдит, поехав в Рерик, просто поддалась на одну из маминых романтических идей.

— Моя мать была наполовину итальянкой, — сказала она. И при этом чуть не рассмеялась. Может, смех ее прозвучал бы слегка истерически, если бы она вовремя не удержалась. Мама была такая славная, милая, настоящая гамбургская дама.

— Ах вот в чем дело, — отозвался хозяин. Его похожее на китайский фонарик лицо снова сияло за стойкой. — Только не забудьте про паспорт, — сказал он, и голос его показался Юдит таким же белым и жирным, как и его лицо. — Не то мне придется ночью постучать к вам в дверь И разбудить вас!

Юдит была очень молода, но сразу смекнула, какую Цену ей придется заплатить, если она «забудет» отдать хозяину свой паспорт. Мерзость, подумала она. Робко и незаметно она бросила взгляд на хозяина. Его лицо было белым и жирным, но не только жирным, а еще и каменистым. Белый огромный камень, утес, покрытый жирной желатиновой пленкой. Ей необходимо было выиграть время. В эту секунду она увидела пароход.

— Корабль! — воскликнула она.

Хозяин подошел поближе и выглянул в окно.

— Швед, — сказал он равнодушно.

— Я хочу пойти и посмотреть, как он будет причаливать, — взволнованно сказала Юдит.

— Что ж вы, разве никогда не видели корабля? — спросил хозяин. — Вы же из Гамбурга.

— Ах, в таких маленьких портах все намного красивее, — возразила Юдит. Ей удалось вложить в свой голос столько восторга, что хозяин лишь пожал плечами. Детские штучки, подумала Юдит, я должна стараться изображать глупенькую девочку.

Выходя, она почувствовала на себе его фальшивый, псевдоотцовский взгляд. Когда скрипнула дверь, она вздрогнула.

Воздух на улице был холодный и прозрачный. Она увидела прибывающий из Швеции пароход, который как раз подходил к акватории порта и готовился сделать большую дугу от острия мола; это был маленький, усталый, черный пароходик, местами покрытый пятнами сурика, он был глубоко в воде и, казалось, еле дышал под тяжестью своего древесного груза. Даже палуба была загружена стволами деревьев, отсвечивающих желтизной под холодным солнцем. Голубой флаг с желтым крестом уныло висел на корме.

ЮНГА

— Мать, — сказал юнга, — в январе мне будет шестнадцать. Ты разрешишь мне поехать в Гамбург и поискать грузовое судно, на которое можно наняться?

— Не начинай все сначала, — ответила она, — ты знаешь, что об этом не может быть и речи. Сейчас ты проходишь обучение у Кнудсена, а потом тебя призовут на два года во флот. Я хочу, чтобы ты взял от него все самое лучшее.