Читать книгу "Просто позови. Практика жизни - Марьяна Сурикова"

Осталось совсем немного. Чем ближе к концу, тем сложнее и страшнее. Теперь нужно определить, куда идти дальше. Впереди оказалось всего два разветвления, и один коридор очень напоминал тот, что был в нашем доме, тот самый, который вел к моей комнате. Я узнала окна, картины на стенах, статуэтки на декоративных столиках, плетение мягкого и дорогого ковра, устилавшего мраморные плиты. Коридор, уводящий налево, казался темным и пугал меня холодной пустотой, как будто в самом воздухе там ощущалось странное отчаяние. Я видела почти ту же самую дорожку, но разорванную местами, полусгнившие рамы с истлевшими картинами, нищету, разруху и бедность. Сердце так сдавило, что сложно было даже вдохнуть. Я прижала ладони к глазам, призывая себя успокоиться, прекрасно понимая, куда мне стоит пойти.

И я повернула в темный коридор, пошла вперед, борясь с желанием прижать к лицу платок, так тяжело было дышать здесь, такая странная и удушливая вонь царила кругом, но я не сбавляла шаг и не переходила на бег — держать, держать эмоции под контролем. Это все обман, а вовсе не картина моей будущей жизни, только иллюзия. Я миновала страшный коридор, а когда обернулась назад, увидела лишь полупрозрачные стены и гладкий пол. Теперь впереди был один путь — извилистый ледяной проход, конец которого терялся во мраке.

Не останавливаясь, чтобы перевести дух, я снова направилась вперед, не медленно и не быстро, помня о том, что нужно держаться и не выпускать чувства из-под контроля, что бы ни скрывалось за каждым поворотом. Коридор изгибался, по бокам возникали темные провалы, а оттуда раздавались голоса. Я узнавала их, когда они называли меня по имени. Голоса родных людей, зовущих меня к себе, уговаривающих вернуться: Эрин, родители, друзья, поклонники — голоса из прошлой жизни. Но я не слушала их, я шла вперед, и коридор внезапно закончился огромной полутемной комнатой. В дальнем конце на небольшом столике светилась золотая статуэтка снежного цветка — мой приз! Осталось только взять его в руки, и испытание закончится.

Невольно, совсем чуть-чуть ускорила шаг, а когда до статуэтки оставалось совсем немного, я вдруг заметила то, чего не видела раньше. Кто-то лежал там впереди на полу. Фигура эта слабо зашевелилась, а потом стала подниматься, и я с трудом сдержала крик ужаса. Истор! Бледный парень с трудом встал на ноги, его кожа по цвету напоминали белый лист бумаги, мертвые глаза взглянули прямо на меня, синие губы искривила усмешка.

— Привет, сладкая, — шепнул мертвец, протягивая ко мне руку.

— Истор. — Тело пробрала внезапная дрожь, мысли смешались в голове.

— Удивлена увидеть меня здесь? Я пришел за тобой, конфетка. Мне одиноко в этой темноте. Скажи, зачем ты меня убила? Я ведь тебя любил. И я еще так мало пожил на свете.

— Ист… — Горло сжало спазмом, я вдруг слишком отчетливо ощутила страшный холод вокруг, пробравший до самых костей.

— Согрей меня, любимая, мне очень холодно здесь одному.

Он двинулся вперед, протягивая ко мне руки, а я пыталась из последних сил уверить себя, что он ненастоящий, просто обман, но не могла совладать с паникой и жалящим чувством раскаяния. Он был совсем такой, каким я видела его в последний раз в лазарете.

— Ист, прости меня. — В голосе прорвались рыдания, я вытянула ладони вперед, пытаясь остановить мертвеца, а его холодные пальцы вдруг схватили за запястья, подтягивая ближе. Он крепко обхватил меня за талию с той особой нежностью, с какой обнимал всегда, и поднял голову за подбородок. В глазах его светилась лишь пустота, а на губах играла знакомая улыбка.

— Останься здесь со мной, сладкая, не бросай одного. — И он склонился вниз, касаясь моих губ, сейчас таких же холодных, как ледяные стены лабиринта, забирая своим поцелуем последние крохи тепла. Страх, паника, раскаяние постепенно отступали, накатывало безразличие, и становилось на удивление легко. Не было больше тревог, я не чувствовала холода, только сердце замедляло свой ритм, билось все тише и тише.

Я закрыла глаза, а перед внутренним взором вдруг промелькнули воспоминания: увидела смешливую няню, а потом тот день, когда встретила ее нищую и оборванную на улице. Чудесный вечер, когда была заключена моя помолвка и я танцевала с улыбающимся красавцем, наслаждалась его комплиментами, а потом развернула письмо с парой строк, означавших конец всему этому счастью. Я увидела Академию аристократии в тот день, когда гордо поднималась по ступенькам пьедестала, а все вокруг восхищенно внимали моим речам, а потом момент, когда сжимала в руках чей-то доклад, в котором говорилось о моих друзьях и об их предательстве. Я смотрела на сидящих на трибунах родителей, а они безразлично взирали на состязания и меня, вышедшую на поле. Перед глазами промелькнуло лицо Элинны, кричащей о том, что она не простит мне подлого поступка с ректором, бледные щеки Мелинды, умоляющей увезти ее, спасти от проклятия, и сжатое судорогой тело Амира на полу в кабинете, а потом его горящие ненавистью глаза, когда он спрашивал, что же для меня страшнее всего на свете.

Я вглядывалась в его облик, отчетливо понимая, что никто и никогда не пожалеет, если вдруг одной надменной аристократкой на свете станет меньше. В зеленых глазах плескалось отвращение, но я не чувствовала больше боли, а словно наблюдала со стороны, отдалялась от Амира, но заметила, как лицо его исказила тревога, и услышала далекий голос, шепчущий: «Кольцо, Летта. Кольцо!»

Я уже не чувствовала тела, пальцы онемели, мягкая темнота окутывала мозг. Не могла понять, чего он ждет от меня, и было так сложно предпринять хоть что-то, совершить последнее усилие. И лицо Амира становилось все дальше, растворяясь в темноте. Захотелось шепнуть ему «Прощай», пока он не ушел совсем. Я едва шевельнула онемевшими пальцами, не чувствуя даже, сжимаются ли они в кулак или так только кажется. Последняя попытка, чтобы сказать ему «прости» и уверить, что не держу зла. Мне показалось лишь на миг, будто пальцы коснулись кольца, один-единственный миг, когда я позвала: «Амир».

Как досадно, когда ощущаешь легкость в теле и плывешь среди белых пушистых облаков, когда погружаешь пальцы в прозрачную небесную синеву, а тебя вдруг очень грубо возвращают на землю. Ощущение сродни пощечине, настолько сильной, что возмущение вырвало меня из глубокого забвения, и я открыла глаза.

Первое, что увидела, — это белый полог целительской палатки, а потом опустила голову и встретилась глазами с Амиром. Тот самый встревоженный взгляд, что пригрезился мне еще в лабиринте. Рядом с ректором стояли Элинна и Диана. На лице старосты было написано такое горе, будто она уже проводила меня на тот свет. Это выражение вдруг сменилось недоверием, а потом на губах девушки расцвела непередаваемая счастливая улыбка.

— Очнулась! Она очнулась! — Элинна упала на походную койку и крепко обняла меня, приподняв с жесткого ложа. Я только ойкнула, а Амир уже оттащил девушку, строго прикрикнув, чтобы не задушила меня, поскольку я и так едва живая.

Эля послушно замерла рядом с ректором, но болтала не останавливаясь.

— Летка! Ужас-то какой! Амир когда тебя на руки поднял, я думала, что ты уже насмерть замерзла. А Диана едва тебя из ледяного сна обратно вернула, ты никак в себя не приходила. Глупая, как можно было поддаться?! Ты же чуть насмерть не замерзла, а амулета нет! А я вижу только, как ты к цветку руку протянула, а потом замерла на месте. Кого ты там увидела? Почему остановилась?