Читать книгу "Лети, звезда, на небеса! - Анна Ольховская"

Но в какой-то момент посмотрела вниз. Увидела свое тело, сломанной куклой лежавшее на мерно покачивающемся диване. А рядом…

Рядом со сломанной куклой сидела крохотная кудрявая девчушка, держала куклу за руку и с горькой обидой смотрела на меня.

Воронка закружилась с оглушительным ревом, свет наверху погас, дикая боль разорвала сознание.

Когда я открыла глаза, было уже темно. Вечер или ночь? А впрочем, какая разница. Вопросительно толкнулась дочка. Я усмехнулась и погладила живот. Не волнуйся, маленькая моя, мама в порядке. Почти. Но умирать больше я не собираюсь, не дождутся.

Не знаю, чего добивается эта тварь, Андрей Голубовский, ради чего устроил тогда в Чехии подобное скотство. Не думаю, что из простой мстительности, из желания испоганить мне жизнь. Андрюша ничего не делает без личной выгоды.

Но это меня уже не волновало. Мне надо как-то жить дальше, ради моей малышки. И без Лешки…

Но почему без Лешки? Да, это больно, невыносимо больно, но ведь я ни в чем не виновата! Я же рассказывала мужу про эпизод с инъекцией, мы с ним вместе гадали, что за этим стоит. Нам следует сесть рядышком и все обсудить. Неужели он не понимает, каково МНЕ с этим жить? Неужели он всерьез верит, что я могла по собственной воле лечь в постель с этой гнусью? Ведь мы же… мы же две половинки одного целого, мы чувствуем одинаково, думаем одинаково, дышим наконец! И у нас есть дочь, наша малышка, появления которой мы так ждали.

Я уговаривала себя, убеждала, находила еще много веских и обоснованных причин не превращать несчастье в катастрофу вселенского масштаба.

Но сквозняк, гулявший по опустевшей, выгоревшей душе, не обращал на мой бубнеж никакого внимания. Он подошел к покрытому гарью окну и написал всего лишь одно короткое слово: «НЕТ».

У меня не получалось даже заплакать. Глаза горели, словно их засыпало песком.

Я встала с опротивевшего навсегда дивана. Фотографии рассыпались, поблескивая, словно болотные окна. Посмотри – и провалишься в вонючую бездну.

Хватит, насмотрелась. Еле выбралась.

Я подошла к крыльцу и с грустью взглянула на безжизненно поникший дом. Окна не светились теплым светом, значит, Алексей уехал. Скорее всего, сразу после того, как отдал мне фотографии. Боялся, что я побегу следом оправдываться и выяснять отношения?

Какая разница, о чем он думал и чего боялся? Ведь все это было сгоряча, он успокоится, наша дочь…

НЕТ.

В дом идти не хотелось. Больно очень. Там – еще теплилась жизнь, которой больше нет.

Но придется. Слишком поздно, чтобы уезжать. Машина моя в городе, потому что Лешка… Алексей запретил мне садиться за руль с моим пузиком. С животом. Заботился о беременной жене. Любил. И любит…

НЕТ.

Да, да, да!

НЕТ.

Так, ладно, пора спать. Надо бы поесть, дочу покормить, но кусок в горло не лезет. Тошнит от одной мысли о еде. Потерпишь, солнышко?

Мягкий толчок. Спасибо, родная.

Я вошла в дом и, не зажигая света, потащила себя наверх. В нашу спальню? Нет, в гостевую. Там нет воспоминаний.

На пороге комнаты мои силы вдруг закончились. О том, чтобы принять душ, не могло быть и речи. До кровати бы добраться, не уснуть на коврике.

Добралась. И отключилась.

Включаться не хотелось. Совсем. Но солнце, ворвавшееся в комнату сквозь не зашторенное окно, тормошило меня, светило сквозь веки, щекотало теплым лучиком лицо. Спать дальше не получилось.

Ого, уже почти двенадцать! Так, надо быстренько собрать вещи, главное, не забыть паспорт. Но вначале – душ!

Вода смыла напряжение, привела в порядок мысли. Но смыть боль не смогла.

Все свои вещи я забирать не стала, тяжелая сумка мне ни к чему. Белье, пару платьев, сменная пара обуви – и достаточно. А свидетельство о браке пусть остается в московской квартире Алексея.

Внизу было пусто и тихо. Значит, Алексей не вернулся. Вот и хорошо. Пойду, покормлю малышку.

Ничего хорошего. Я вяло дожевывала бутерброд с сыром, запивая его кофе, когда услышала шаги на крыльце.

Сердце вскрикнуло и забилось. Руки задрожали, расплескав кофе. Бутерброд выпал сам.

Надежда, которая, как я думала, ушла совсем, прибежала и, задыхаясь, замерла.

Лешка, ты пришел, ты…

НЕТ.

Лицо моего мужа заледенело еще больше. А глаза опустели, в них не было даже боли. Он стоял в дверях и молча смотрел на меня. Смотрел с холодной отчужденностью. Я нашла, не знаю где, силы встать и взглянуть в лицо моей жизни. Той жизни.

– У меня к тебе только одна просьба, – голос мой почти не дрожал, держись, ты сможешь!

– Какая же? – приподнял бровь Алексей.

– Пожалуйста, займись оформлением развода сам. Я написала, что согласна с любым твоим решением. Бумага на столе в гостиной. Что касается нашей дочери…

– Нашей дочери?

– Да, нашей дочери, – я удивленно посмотрела на Майорова. – Та гнусь, что на фотографиях, происходила в день свадьбы Вики, утром. Если помнишь, я рассказывала тебе о непонятной ситуации с уколом.

– Всю ночь думала? – пустота в его глазах сменилась презрением. – Выкрутиться надеялась?

Я задохнулась и сжала зубы так, что они заскрипели от напряжения. Говорить в таком состоянии было трудно. Да и что говорить? Оправдываться, доказывать?

– И не надо смотреть на меня, как на подонка. – Алексей брезгливо скривил губы. – Я, скорее, доверчивый кретин. Но ничего, это поправимо. А на развод я подам, не сомневайся. Если ты думала убить меня своим благородством, то ошиблась. Что касается ТВОЕЙ дочери… – он издевательски скопировал мою интонацию.

Это привело меня в боевую готовность. Да что же это происходит такое? Он решил отказаться от ребенка? Неужели я в нем настолько ошибалась?

– Хорошо, пусть будет моей, – я усмехнулась, взяла сумку и направилась к выходу. – Мы и не собирались претендовать ни на что, – с трудом вздохнула. – Ни на что, кроме отцовской любви.

– Отцовской?!! – ноздри Алексея побелели от ярости. – Какая же ты дрянь! – трясущимися руками он вытащил из кармана какую-то бумажку. – Вот, смотри! Ты хихикала, что я переболел в детстве свинкой? Хихикай снова – болезнь не прошла без последствий. У меня не может быть детей. Я БЕСПЛОДЕН!

Глава 8

Абсурдность этой информации на время отключила мое восприятие. Я смотрела сквозь что-то кричавшего Алексея, ничего не ощущая. Ступор. Или топор, расколовший вдребезги мозг.

Не-е-ет, вовсе даже не топор. А хороший такой, увесистый подзатыльник, основательно встряхнувший пустоту внутри. И оказалось, что там совсем не пусто. От толчка вернулись все чувства и эмоции. Последней, чихая и кашляя, с грохотом обрушилась откуда-то способность к логическому мышлению.