Читать книгу "Там, где встречаются сердца - Анастасия Доронина"

И подписанная Алиной бумага снова оказалась у него в кармане. Девушка только успела заметить, что документ был на вид очень серьезный, на гербовом бланке, с водяными знаками.

— А что это такое? — не удержалась она от вопроса.

— Да так, пустяки. Твой добровольный отказ от претензий на мое имущество и деньги… На случай развода. Ты пойми только все правильно, о разводе никто не думает, просто мы ж с тобой люди серьезные, современные, и надо же все предусмотреть. Ну, все. С этим покончили. Выпьем? — предложил он, и бутылка с виски возникла в его руках совершенно непостижимо, как у фокусника.

Алина закусила губу и постаралась «держать лицо», чтобы не дать ему заметить свою обиду. «Имущество… да задерись ты в доску со своим имуществом… больно надо!» — думала она. Ей и в самом деле даже в голову не приходило воображать себя хозяйкой этого богатого особняка, ей вообще до сих пор не верилось, что завтра она станет чьей-то женой! Но в трусливой поспешности, с какой Слава подсунул ей на подпись эту бумажку, было что-то… грязное и подленькое.

Этот его поступок не давал Алине полностью насладиться ощущением того, что ей сказочно повезло. Она наконец-то вырвалась из отчаянной нищеты, безысходности. И как же ей повезло — такое может быть только в сказках, просто не верится! В эйфории Алина как-то ни разу не спросила себя — любит ли она человека, который позвал ее замуж? Просто в голову не пришло спросить! Да и разве это было важно, да и вообще — разве можно было не любить Славу? Такого веселого, такого умного. Такого смелого — как он в два счета все решил, женюсь, мол, и все! Не побоялся никого: ни матери-мегеры, ни друзей своих, ни соседей, вообще никого! Взял в жены девочку с улицы, вот просто р-р-раз — и взял! А почему? Ну конечно, потому, что полюбил, да разве могут здесь быть еще варианты! А все остальное… Все остальное так — как говорит тетя Кира, «суета сует…».

— Люблю! — выдохнул Слава, с маху осушив полный бокал виски. — Люблю!

— Правда? — Алина зажмурилась от счастья. — Правда, Славка? Ты правда… любишь?

— Обожаю, — подтвердил он. — Очень люблю вискарь. Коньяк и бренди тоже хорошая штука, но вискарь — это что-то особенное. Ты пока не понимаешь, опыта нету. Слаще пива и самогонки, поди, ничего и не пробовала? Ничего, распробуешь!

* * *

…И вот прошло два года. Небольшой срок для того, чтобы подводить итог семейной жизни. Но…

Сейчас, выйдя из гостиной, где Тамара Андреевна продолжала сидеть на диване и шумно сопеть. Алине даже плакать не хотелось. Ей было все равно, все равно… Она устала жить в этом доме. Устала видеть вечно пьяного мужа. Устала от придирок свекрови, устала, устала, устала!!! Счастливая семейная жизнь оказалась радужным мыльным пузырем. И просто диво дивное, что этот пузырь лопнул только через два месяца.

Первое время Слава развлекался новым для себя положением женатого человека. От души забавлялся яростью матери и даже (как подозревала Алина) нарочно стравливал между собою женщин, чтобы понаблюдать за их, как он это называл, «разборками». И почувствовать себя в роли падишаха, внимания которого добиваются со всех сторон. А потом ему все надоело. Все чаще Алина ловила на себе его скучающий взгляд — то есть сперва скучающий, а потом равнодушный, пустой, и смотрел он сквозь нее.

— У тебя что-нибудь случилось? — спрашивала она.

Он молчал.

— Слава! Я же задала тебе вопрос!

— А? Что? — И в пустых глазах появлялось раздражение. — Отста-аа-ань же ты от меня, вот, чума, привязалась… Выйди из комнаты, я тебя прошу.

— Я не понимаю, Слава! Что с тобой происходит?

Не отвечая, он вставал с дивана, подходил к бару, брал бутылку и уходил наверх нетвердой походкой. Не говоря ни слова и не оборачиваясь.

— Что за шум? А? — В дверь заглядывала свекровь, которая заранее раздувала ноздри. — Опять поругались? А? Да что же это такое, вот дрянная девчонка! И с какой стати ты свалилась на нашу голову! Ну что ты сидишь? Иди за ним, иди скорее, не давай ему пить, у него же печень!

Алина отворачивалась, и дверь захлопывалась с таким шумом, что витражи едва не вылетали из рамы. Проходил час, другой, горничная звала обедать, они сидели втроем за большим столом, и, хотя считались одной семьей, на самом деле все трое были бесконечно далеки друг от друга. Кусок не шел Алине в горло, свекровь скрипела стулом и бормотала себе под нос, а Слава, ни на кого не глядя, наливал себе виски или коньяк, нисколько не смущаясь отсутствием компании…

Иногда — но все реже и реже — муж вспоминал о ней, и тогда она просыпалась ночью от тяжести навалившегося на нее тела. Его совсем перестали интересовать прелюдии и прочее «сиропство», как он это называл, и все их брачные ночи сводились к тому, что он опустошал накопившиеся в нем желания, грубо разламывая плечи жены и стискивая грудь, а она до хруста отворачивала голову и старалась не дышать, чтобы не ощущать тошнотворный запах перегара и несвежего дыхания.

Тогда, два года назад, Алине казалось, что, выходя замуж за Славу, она бежит от бедности и одиночества. Теперь она вынуждена была признать, что от всего этого она убежала не так уж далеко.

Денег у нее по-прежнему не было ни копейки. Никто не давал, а сама она не просила. Сидеть в богатом доме на правах молодой хозяйки и не иметь возможности даже вызвать такси, чтобы выехать в город развеяться, было унизительно, но никого это не интересовало. Да и прочих, чисто женских радостей вроде нового платья или подарков она тоже была лишена. Нет, в спальне, в огромном трехстворчатом шкафу висело несколько эксклюзивных «шмоток», которые ей купил Слава и в которых ей полагалось появляться на светских раутах и приемах. Но ни одна из этих навязанных ей «шмоток» не грела душу и не вызывала в ней ничего, кроме боязни ненароком смять или испачкать.

Но самое главное — безделье. С утра приходилось придумывать, как убить день. Если не считать горьких мыслей о муже, это было единственной Алининой заботой. Она включала телевизор — и там обязательно шел какой-нибудь слезливый сериал, такой не похожий на ее пустую жизнь, — на десятой минуте она снова брала пульт, и телевизор гас… Пыталась читать — но в доме почти не было книг, а те, что находились, были или комиксами, или глупейшими американскими детективами. И в конце концов все попытки развлечься заканчивались тем, что она вставала у окна и часами наблюдала за садовником, подстригающим газон или кусты у ограды. «Счастливый, — думала она. — Хоть какое-то занятие… А дома у него, наверное, жена и двое или трое ребятишек… Они любят друг друга и счастливы вместе…»

— Я по-прежнему ничем не занимаюсь, сижу без денег, меня шпыняют и грубо лапают по ночам пьяными руками… — задумчиво произнесла она однажды, стоя вот так у окна. И внезапно ее пронзила до обидного простая мысль: ведь нынешняя ее жизнь мало чем отличается от той, что она вела, когда жила у сестры.

Ей было все так же холодно, больно и одиноко.

* * *

…Незадолго до половины шестого Алина стала собираться на очередной светский прием, о котором ей сказал утром муж. Она совсем не понимала, зачем Славе надо было таскать ее за собой на эти приемы, — это они так только назывались «приемы», а на самом деле — всевозможные светские вечеринки, где десятки, а то и сотни малознакомых между собой людей убивали время, соревнуясь в нарядах, деньгах, мнимом остроумии. К Алине там никто не подходил, никто ею не интересовался. Всем было известно, что она — ничего из себя не представляющая жена «вот того человека». Она никому не могла составить «протекцию», не могла помочь бесплатным деловым советом, не могла быть душой компании. Она не была никому интересна. И никто не был интересен ей.