Читать книгу "Отрок. Бешеный Лис - Евгений Красницкий"

— Давай дальше, Федя, чую, что про главную кровь ты еще и не начинал. Так?

— Так, Кирюша… А может, по чарочке сначала?

— Наливай. Михайла, тебе спать не пора ли?

— Деда! Мне же через два года шестнадцать будет! Вы как раз про те времена говорите, когда мне службу начинать. Дозволь остаться! Федор Алексеич! — Мишка умоляюще глянул на хозяина дома. — Ну где я еще такое услышу? Дозволь еще с вами посидеть, я же не мешаю!

— Ну что, Федя, пусть остается? Ладно, сиди слушай, мотай на у… На что ты там мотаешь?

— На… — Мишка с трудом сдержал лезущее наружу слово. — На палец мотаю, деда.

— Это ты зря! — боярин Федор хихикнул и подмигнул деду. — Руки у воина должны быть свободны, на другое место мотать надо!

— Там уже не помещается! — Мишка все же не удержался. — Не дорос еще до ваших статей!

— Га-га-га! — Корней с Федором дружно загоготали, потом с удовольствием опрокинули чарки и принялись закусывать.

«Ну что за мужики! Только что о смертельных, без преувеличения, делах говорили, а теперь ржут, как жеребцы. Привыкли всю жизнь по краю ходить, а в перерывах оттягиваться… Федор, конечно, прибедняется, что не воин. Попробуй столько лет сидеть в глухомани, дань с язычников собирать и живым остаться. Но берет явно не силой — на погосте всего-то десятка три ратников, и из них половина — княжьи, а половина — боярская дружина самого Федора. Умен, слов нет, умен. То-то у него деревеньки и тут есть, и на восточном берегу Случи. А семьи нет, ни жены, ни детей. Что-то не так, надо бы деда потом выспросить или мать».

— Давай, Федюша, вещай далее, но помни: тебя будущий сотник слушает и… хе-хе, куда надо мотает!

— Думаешь, станет сотником? — Федор Алексеич испытующе оглядел Мишку. — Хватит силушки?

— А куда он денется? Если не станет, пусть на том свете мне на глаза не показывается! Выпорю!!! А ты, Михайла, слушай и мотай… Тьфу, привязалось! Давай-ка, Федя, еще по одной!

«И как вам, сэр Майкл, перспектива стать сотником? Мало! Не знаю почему, не знаю для чего, но мало! Спинным мозгом чую: больше надо! Пять сотен, десять… Сто! ЗДЕСЬ это тьмой называется. Не хочу, как дед, в майорах обретаться, хочу быть корпусным генералом! А Владычицей Морскою не желаете, сэр? И чтобы золотая рыбка на посылках?

Стоп! Откуда это все лезет? То желание командовать десятитысячным корпусом, то новое княжество для дедова племянника… между прочим, моего двоюродного дядьки. Подсознание что-то пытается подсказать? Или просто дурь? Подождем, если подспудно вызревает какая-то идея, то со временем вылезет более отчетливо, а если дурь, то забудется. Федор уже, кажется, к самому интересному перешел, слушайте, сэр, и мотайте… Блин, да что ж такое-то?»

— Когда это все закрутится, я, Кирюша, сказать пока не могу, — Федор говорил раздумчиво, тщательно подбирая слова. — И никто пока не может. Мстислав немолод — полсотни вот-вот сравняется. Сколько он еще проживет? Как отец — до семидесяти двух? Если так, то часть братьев — а может, и все — не так, так эдак в мир иной перейдут. Тогда посадить после себя наследником старшего сына у него может получиться.

Тут, Кирюша, время важно. Целое поколение (а лучше два) должно вырасти при Мономаховом роду на киевском великокняжеском столе. Чтобы казалось, что иначе и быть не может, чтобы иного и помыслить не могли. Если проживет Мстислав еще лет двадцать, так и будет. Сыновья подрастут, осильнеют. Снова, как нынешние Мономашичи, спина к спине вокруг Киева встанут. Мономах еще не царь, и Мстислав царем не будет, а вот если Всеволод Мстиславич Новгородский от отца киевский стол примет, тогда будет у нас царь и царство. Единое, сильное, способное не только от врагов оборониться, но рубежи раздвинуть.

Федор Алексеевич помолчал, передвинул туда-сюда по столу чарку, вздохнул и продолжил:

— Только не верится мне, Кирюша, в такое благолепие. Так и знай: проживет Мстислав меньше десяти лет, и не видать нам с тобой тогда спокойной старости. Всеволод Новгородский слаб, против дядьев не устоит. Я тебе не зря сказал, что Мстислав Мономашич последний из князей, кто новгородской силой на киевский стол садится. Сам Мономах пришел в Киев из Переяславля — с границы Дикого поля. С сильным войском и славой защитника Русской земли.

Сила и слава, Кирюша, — вот ключ от Киева, а не лествичное право и прочие уставы, ряды и уложения. Власть не дают, власть берут! Не доживет Мстислав до шестидесяти, придет третья кровь — самая большая и страшная! Первым на киевский стол взберется Ярополк Переяславльский. Спросишь: почему? Войско! Войско, которое все время в готовности, которое что ни год, то воюет, которое постоянно пополняется удальцами, не желающими дома сидеть, а готовыми головой рискнуть ради славы и добычи.

Надо ли объяснять, что дружины и ополчения других князей против него ничто? Но на всю Русь его силы, конечно, не хватит, и братья начнут дележ земли. Вот тогда-то… Так что, Кирюша, на спокойную старость не рассчитывай. Копи силу, воспитывай вот их, — Федор хлопнул Мишку по плечу так, что тот чуть не слетел с лавки, — и молись, чтобы племяш твой Вячеслав Ярославич Клёцкий дожил до того смутного времени, когда возможным станет все!

* * *

На очередной дневке Мишка вспомнил о том, что собирался расспросить мать о боярине Федоре. Время было как раз подходящим — Анна Павловна, пристроившись у костра, над которым висел котел, крошила на разделочной доске солонину. Мишка присел на бревно рядом с матерью и спросил:

— Мам, а чего это у Федора Алексеича ни жены, ни детей? И живет он один в глухомани, а ведь заметно, что не глуп и образован.

— Еще бы незаметно было! — отозвалась мать. — Он когда-то при великом князе Святополке Изяславиче большим человеком был — в посольских боярах ходил. Сам послом, правда, ни разу не был — в возраст почтенный не вошел, но советником при послах ездил много раз.

Только вот не повезло ему в жизни, — мать сочувствующе вздохнула. — Умный он, добрый, когда-то весельчаком был. Первый раз женился… — мать поколебалась, но, видимо, все же решила не кривить душой. — Первый раз он женился, как говорили, не по любви — из выгоды. В жены себе взял дочь ближнего боярина великокняжеского. Видать, Бог его за это и наказал. Чуть больше года прожили, и жена его умерла во время родов. И ребеночка лекари тоже спасти не смогли.

Прошло сколько-то лет, года три, наверно, и поехал Федор Алексеич с посольством к ляхам. Дружок его князь Ярослав Святополчич на дочери короля Болеслава жениться надумал. Ну сватовство, да еще королевское… Пьянки-гулянки, пиры, охоты… Приглянулась боярину Федору одна паненка, Кристиной звали — дочка кого-то из ближников князя Мазовецкого. И он, говорили, ей по сердцу пришелся. В другой раз поехал Федор Алексеич в Краков — невесту к жениху везти, а на обратном пути остановились у князя Мазовецкого в замке. Тут Федор возьми да и посватайся к Кристине.

Отец ее, не упомню уже, как его звали, ни да, ни нет не сказал, но обнадежил. Видать, хотел сначала вызнать как следует все про будущего зятя. Ну, отгуляли свадьбу, Ярослав Святополчич с молодой женой зажил, а Федор все мается. В конце концов попросил Федор князя Ярослава помочь в сватовстве, а для начала послать его с каким-нибудь поручением к князю Мазовецкому: очень уж ему Кристину повидать хотелось.