Читать книгу "Человек перед лицом смерти - Джоан Хэлифакс"

Обычная методика работы с умирающим не включала требования непременной информированности всех больных о характере их заболевания и о предполагаемом смертельном исходе, хотя для нас, безусловно, была важна возможность открытого обсуждения этих вопросов, если пациент спрашивал или был готов к их обсуждению.

Выяснилось также, что существенным фактором являлись и наши собственные эмоциональные реакции. Страх врача перед смертью либо отсутствие соприкосновения с нею в прошлом могут серьезно затруднить процесс общения и привести к боязливому отчуждению от умирающего. Мы ощущаем, что наш личный опыт сострадания в смерти и возрождении, полученный в ходе тренировочных психоделических сеансов, давал возможность более полно и откровенно общаться с людьми, которым предстояло вскоре умереть.

После исследования основных вопросов и установления доверительных отношений с умирающим планировалось проведение собственно психоделического сеанса. В особой беседе, непосредственно перед его проведением, больной получал конкретную информацию о природе психоделического переживания, диапазоне необычных состояний психики, возникающих вследствие приема ЛСД или ДПТ, и о способах взаимодействия с различными аспектами психоделического состояния. Обсуждались также способы связи с нами в период действия препарата и различные другие технические стороны сеанса.

Психоделические препараты представлялись, как неспецифические усилители или катализаторы, позволяющие получить доступ к областям подсознания, недостижимым с помощью других методов, и совершить, таким образом, путешествие вглубь собственной психики. При описании состояний, вызванных применением ЛСД или ДПТ, весьма полезным оказалось употребление метафор, особенно «греза наяву» или «яркий интрапсихический фильм». Мы просили пациента оставаться в ходе сеанса в лежачем положении, с глазами, закрытыми повязкой, и слушать музыку, а также поощряли его не избегать никаких возникающих в ходе сеанса переживаний, полностью проходить сквозь них и открыто их выражать. Особый упор делался на то, что продуктивный сеанс обычно включает в себя полную психологическую капитуляцию перед переживанием.

По меньшей мере за неделю до проведения сеанса прием всех больших транквилизаторов отменялся, чтобы они не влияли на действие галлюциногенов. Не прерывался прием наркотиков, антибиотиков, цитостатиков и гормональных препаратов. За день до сеанса больной переводился в отдельную палату. Мы стремились к созданию максимально комфортабельной и теплой обстановки, насколько это возможно в больничных условиях. Родственникам рекомендовалось принести живые цветы, фрукты, фотографии или произведения искусств, имеющие особое значение для умирающего. В палате устанавливалось стереофоническое оборудование, чтобы он мог привыкнуть пользоваться наушниками и повязкой, так как все это применялось на следующий день в ходе психоделического сеанса. Обычно мы встречались с членами семьи умирающего, чтобы помочь им уяснить суть процедуры и цели ЛСД-терапии, и, как правило, просили любого из них, собирающегося провести с пациентом вечер после сеанса, присутствовать на этой подготовительной встрече.

Утром в день сеанса медперсонал больницы проводил больному обычные процедуры несколько раньше, чем обычно, чтобы сеанс мог начаться, как только мы приедем. После краткой беседы с ним, сконцентрированной на душевном состоянии и отношении к сеансу, мы вводили препарат. Если использовался ДПТ, то всегда — путем внутримышечной инъекции, поскольку он не эффективен при пероральном приеме. Доза варьировалась от 90 до 150 миллиграммов, в зависимости от физического состояния, психологического сопротивления и веса пациента. Поскольку действие ДПТ почти всегда мгновенно и часто носит резко выраженный характер, тех, кому его ввели, просили немедленно после укола лечь и надеть повязку и наушники.

ЛСД, как правило, может применяться перорально, но в ходе работы с больными раком мы иногда предпочитали вводить его внутримышечно из-за опасений за качество всасывания препарата или случавшихся иногда тошноты и рвоты. Доза ЛСД варьировалась от 200 до 600 микрограммов, что соответствовало по силе воздействия дозе ДПТ. В ходе сеансов ЛСД-терапии имел место скрытый период продолжительностью от двадцати до сорока минут с момента введения препарата до появления первых признаков его действия. Обычно мы проводили это время в неторопливых беседах либо разглядывая фотографии и слушая спокойную музыку. Как только пациент начинал ощущать действие препарата, мы просили его лечь и закрыть глаза повязкой. Это помогало больному сосредоточиться на начинающих разворачиваться в нем переживаниях и избегать воздействия внешних раздражителей. Затем на него надевались наушники, и в течение большей части сеанса через них проигрывалась музыка. С этого момента, работа с пациентами, принявшими ЛСД и ДПТ, была одинаковой.

Выбор музыки проводился после консультации с врачом-специалистом по музыкальной терапии из нашего исследовательского центра Элен Бонни, обладавшей большим опытом в области психоделической терапии. Если во время сеанса пациент лежит с повязкой на глазах и в наушниках, то ЛСД-переживание значительно углубляется и усиливается.[6]Музыка выполняет различные важные задачи и открывает новые горизонты в психоделическом переживании. Она пробуждает широкий спектр глубоких эмоций, помогает снять психологическую защиту и усиливает ощущение непрерывности различных состояний психики, возникающих во время сеанса. Специфический выбор музыки часто давал возможность воздействовать на содержание и ход переживания. Ее роль в психоделических сеансах обсуждалась в специальной статье, написанной двумя членами нашей группы — Элен Бонни и Уолтером Панке.

Там, где было возможно, использовалась и внесловесная поддержка: от простого касания или держания пациента за руки до баюканья, ласкания и укачивания его. В такие моменты словесный контакт сводился к минимуму, принимая форму поощрения индивида не уклоняться от любого возникающего переживания и полностью проявлять свои чувства. Во время перерывов в ходе сеанса мы снимали с пациента повязку и наушники и устанавливали с ним краткий словесный контакт. Так больной получал возможность высказать любые прозренья и чувства. Однако в целом упор делался на внутреннее переживание. Обсуждение его содержания откладывалось на вечер или на следующий день. Изредка, особенно в заключительное время сеанса, мы пользовались семейными фотографиями, чтобы помочь выявить переживания и воспоминания об особых людях и событиях, возникающих в ходе сеанса с указанием на их прямое отношение к больному.

Действие ДПТ было гораздо короче, чем ЛСД. После 4–5 часов сеансы ДПТ-терапии обычно заканчивались, и пациент относительно быстро возвращался к нормальному состоянию сознания. Основное время действия ЛСД исчислялось 8—12 часами. Иногда в ходе сеанса мы оставались с больным 14 и более часов. Когда он начинал возвращаться в нормальное состояние сознания, члены семьи или близкие друзья приглашались в процедурную для «воссоединения». Особое состояние пациента обычно способствовало более широкому и откровенному общению и приводило к необычайно плодотворному взаимодействию. После того как посещение исчерпывало себя мы некоторое время разговаривали с больным наедине. На следующий день и в течение ближайшей недели мы помогали ему обобщить переживания, испытанные во время сеанса, и ввести новые прозрения в концептуалистику повседневности. Основой работы в этот период служил письменный или устный отчет пациента о сеансе.