Читать книгу "Не грусти - Людмила Волок"

И мы поехали.

Я вцепилась в беднягу мертвой хваткой, зажмурилась, и приготовилась к головокружительной гонке.

Однако все оказалось совершенно не так, как я себе вообразила. Во-первых, не было никакой гонки. Мы плавно двинулись с места (а не сорвались, как бешеные – именно так обычно показывают в кино). Слегка покачиваясь на удобном сиденье, прильнув к своему мотоциклисту, я отдалась движению и ветру, постепенно с изумлением понимая, что испытываю настоящий кайф!

А во-вторых, Дмитрий оказался вовсе никаким не беднягой. Под футболкой прощупывалось не худосочное тельце с торчащими ребрами (как можно было вообразить), а крепкий и твердый, как железо, торс – он каждый день по пять часов в спортзале проводит, что ли?

Дима вел мотоцикл, как и обещал – аккуратно и не выпендриваясь на дороге, как пижон, при каждом удобном случае. Терпеть не могу таких: как можно подвергать жизнь свою и окружающих ради самолюбования?

Но доехали мы быстро, и как раз вовремя: ко всеобщему удивлению, концерт начался без опоздания, и я отдалась во власть любимых, знакомых с детства композиций. Рок слушал мой отец, рок слушала моя мама, – это была музыка их молодости; она звучала в нашем доме с утра до вечера, и разве я могла полюбить что-то другое?

Когда старички затянули психоделическое «Июльское утро», я уже совсем ушла в нирвану и только одобрительно кивнула, когда Дима поставил передо мной на столик стакан с виски на донышке.

– Я не знал, что тебе заказать, и решил взять виски! – прокричал он мне на ухо.

– Отличный выбор для девушки! – радостно прокричала я в ответ. И начала потягивать бодрящий напиток.

Потом мы отправились танцевать. Энергичные песни сменились непременным рокерским медляком. Когда зазвучала классика, Дима протянул мне руку:

– Позвольте, Валентина, пригласить вас на танец, – проговорил он мне в самое ухо, немного наклонившись. Я не успела обидеться на «Валентину», потому что его щека прикоснулась к моей, и я отпрянула, словно обожглась.

– Что ты, – сказал он невпопад, словно испугавшись моего испуга, и нежно прикоснулся к моему лицу.

Я смутилась. Причем смутилась сильно; неловко протянула ему руку и позволила увлечь себя в самый центр танцпола.

Танцевал Дима прекрасно. Он уверенно вел меня в толпе топчущихся на месте пар, крепко и то же время нежно держал за талию, пока легенды рока душевно выводили: «Кам бек ту ми!..». Я испытывала насущную необходимость что-то сказать, словно боялась, что, отдавшись танцу, открою свое сердце незваному гостю. А я не могла этого сделать. Там жил Артем – как можно было пускать кого-то в дом моей любви?

– Ты учился где-то танцевать? – спросила Диму, лишь бы не молчать.

– Да, – ответил он, снова соприкоснувшись своей щекой с моей. – Все свое сознательное детство танцами занимался.

И уверенно опрокинул меня на свою руку – ну совсем как в танго. И потом сразу поднял – я даже опомниться не успела. Это было совершенно удивительно, потому что согласно всем законам физики я должна была рухнуть, словно мешок с картошкой, на пол. И он никак не мог меня удержать! Он же не муравей. Только муравей может тащить груз, превышающий его собственный вес. А я по-прежнему весила явно больше Димы. Но он меня удержал, причем с такой легкостью, словно я была невесомой анорексичной балериной.

Смущенная пуще прежнего, я пыталась снова попасть в такт движению; мой партнер все быстро исправил, снова уверенно повел меня в танце, серьезно глядя мне прямо в глаза.

Мне казалось, что я немного схожу с ума. Потому что на долю секунды подумала, словно танцую с Артемом…

Музыка закончилась, я отвернулась и прошла к нашему столику. Оказалось, композиция была последней – музыканты раскланялись, на прощанье потешили публику несколькими знаменитыми рифами, а потом ушли со сцены. Я залпом допила оставшийся виски, протянула Диме его стакан с яблочным соком и спросила:

– Ты отвезешь меня домой?

– Конечно. Я ведь тебя пригласил, – ответил он, поставил свой стакан на стол, взял меня за руку и вывел из клуба, умело лавируя между почитателями классики рока, которые, наверное, съехались сюда со всего города: почему-то народу была тьма.

Уже спустились сумерки, похолодало. Я поежилась, представив, что сейчас придется садиться на мотоцикл и мчаться холодному ветру навстречу. Но мои худшие опасения и в этот раз не оправдались – я плотно прижалась к Диме, снова ощутив приятную упругость его тела. И мне совершенно не было холодно. Даже, я бы сказала, стало жарко. И захотелось ехать так долго-долго. И захотелось это тело погладить… Мешала футболка. Блин, если говорить уж совсем честно, я совершенно не желала выпускать его из своих практически объятий!

Доехали мы снова быстро. Слишком быстро. Я с сожалением покинула удобное сиденье, но никак не хотела покидать Диму. И внезапно предложила:

– Не хочешь подняться? У меня дома тоже есть яблочный сок…

Ничего нелепее он, пожалуй, в своей жизни не слышал. Но, словно и ждал этого приглашения, быстренько поставил свою чудо-машину на подножку и просто ответил:

– С радостью. Я люблю яблочный сок.

Но до сока мы не добрались. Потому что мне прямо в коридоре мучительно захотелось снова дотронуться до его тела. И я дотронулась, положив ладонь на его талию.

Он вспыхнул немедленно, словно зажегся огонь – повернулся ко мне, взял обеими ладонями мое лицо и поцеловал. О господи… Я забыла, что это такое – первый поцелуй с мужчиной. С мужчиной, у которого такое совершенное тело… И, наверное, еще душа, мысли и прочее, но это в тот момент было неважно. Нет, неправда: конечно, важно; но меня очень волновала именно прекрасная оболочка его души.

Он все целовал и целовал меня, пока я чуть ли не начала терять сознание от желания. Осознав, словно сквозь туман, что мы все еще стоим в коридоре моей квартиры, я увлекла Диму в спальню. Последней осознанной мыслью было воспоминание, что простыни на постели свежие.

Он был сложен, как Аполлон. Даже невысокий рост не портил это впечатление, потому что все в этом теле было пропорциональным до идеальности.

– Ты такой красивый, – прошептала я.

– Ага, – улыбнулся Дима. – Красивее меня здесь только ты…

Я чувствовала себя красавицей; легкой, стройной, юной. Дима дал мне это чувство – своим восхищением и своей нежностью.

– Твоя кожа словно шелк, – спустя вечность, сказал он тихо, и осторожно провел кончиками пальцев шелковую линию по моему телу – от макушки до пяток. – Ты, наверное, купаешься в морской пене, или в шампанском, или в молоке молодых буйволиц – как Клеопатра.

– А ты знаешь, кстати, что Клеопатра была ужасно некрасивой? И не просто дурнушкой, а настоящей уродиной по современным понятиям, – сообщила я, одной фразой угробив всю романтику момента.