Читать книгу "5 ошибок Столыпина. "Грабли" русских реформ - Сергей Кара-Мурза"

Чем доказывает Ленин возникновение из крестьян двух антагонистических классов — буржуазии и пролетариата? На мой взгляд, доказательства нет, поскольку даже не введены определения. Образ классов возникает как бы сам собой, из общих соображений. Вскользь Ленин замечает, что «исследователи признают пролетариатом не только безлошадных, но и однолошадных крестьян». Мало ли что признают «исследователи», они явно используют термин «пролетарий» как метафору. Кстати, метафора эта очень многообразна. Так, А.Тойнби писал: «Пролетарий — это скорее состояние души, чем нечто обусловленное чисто внешними обстоятельствами. Истинным признаком пролетария является не бедность и не низкое происхождение, а постоянное чувство неудовлетворенности, подогреваемое отсутствием законно унаследованного места в обществе и отторжением от своей общины».

Как довод Ленин приводит данные о том, что безлошадные и однолошадные крестьяне наряду с ведением своего хозяйства батрачат, а наем батраков — это «превращение в товар рабочей силы, продаваемой несостоятельным крестьянством». Вывод, на мой взгляд, неубедительный — не всякий наем есть превращение рабочей силы в товар. Неужели стоимость рабочей силы Балды была, по Марксу, три щелчка в лоб? В батраки (феты) нанимались свободные греки еще в древних Афинах, о них достаточно писал в «Политии» Аристотель. Можно ли считать Афины капиталистическим обществом?

Сам Маркс неоднократно останавливался на том факте, что далеко не всякий наемный труд отвечает капиталистическим производственным отношениям. В очень многих случаях наем, по его выражению, есть «отношение простого обращения» — обмен одной потребительной стоимости на другую. Живой труд как услуга обменивается на жизненные средства в их денежной или натуральной форме. Именно так и нанимались батраки в России. Даже широкое развитие найма батраков еще не означает возникновения капитализма. Об этом почти прямо писал Маркс: «Обмен овеществленного труда на живой труд еще не конституирует ни капитала на одной стороне, ни наемного труда — на другой. Весь класс так называемых слуг, начиная с чистильщика сапог и кончая королем, относится к этой категории. Сюда же относится и свободный поденщик, которого мы спорадически встречаем повсюду, где либо азиатская община, либо западная община, состоящая из свободных собственников земли, распадается на отдельные элементы».

Капиталистических отношений не возникает независимо от того, участвуют ли в этом обмене деньги. Маркс это объясняет так: «Обмен денег как дохода, как всего лишь средства обращения, на живой труд никак не может превратить деньги в капитал, а следовательно, никак не может превратить труд в наемный труд в экономическом смысле». В.В.Крылов заключает: «Марксов метод определения укладной природы наемного труда служит предостережением против поспешного отнесения всякого продающего свою рабочую силу работника к категории капиталистически эксплуатируемого рабочего».

Кроме того, в немалой мере противореча своему выводу, Ленин показывает, что значительная доля наемного труда оплачивалась через «натуральный обмен» — отработками. Бедняк или середняк отрабатывал долг, ссуду семян и инвентаря, аренду земли у помещика или кулака — работал на его земле со своей лошадью. Это — не капитализм, что и признает Ленин. Но отработки вместо денежного расчета преобладали в русских губерниях! Значит, далеко еще было до «полной зависимости от денег» и полного «превращения рабочей силы в товар».

В книге Ленина приведено много данных о расслоении крестьян по величине хозяйства. Это принималось им за свидетельство того, что крестьянство разделилось на два класса — сельскую буржуазию с крупными хозяйствами и бедноту, которая превращалась в пролетариат. Но данные, которые привел Ленин, представляли собой «моментальную фотографию». Никаких выводов из нее сделать было нельзя, потому что известно было, что в русской общине наблюдалось интенсивное движение, с гибкой арендой, а часто и переделом земли («передельная община»). Что же показали длительные (в течение 30 лет) наблюдения за одной и той же выборкой крестьянских дворов? Такие наблюдения велись в России с 1882 по 1911 г., и данные их приводит А.В.Чаянов. Из них видны два процесса, которые полностью противоречат выводу Ленина.

Во-первых, группа «буржуазии» — крупные дворы, которые засевают более 12 дес., — очень неустойчива. Она непрерывно распадается за счет деления выросших семей и перехода «осколков» в низшие категории — «обратно к крестьянам». За 30 лет из дворов этой категории не разделилось только 33,6 %. Из разделившихся 84,6 % уменьшили посевную площадь. Более того, 58 % тех дворов, что за это время не разделились, также уменьшили свои посевы. Напротив, малосеющие группы, особенно «пролетариат», в массе своей увеличили посевную площадь — 71,6 % из неделившихся дворов и 72,8 % из делившихся.

А.В.Чаянов пишет: «Малосеющая группа проявляет гигантскую силу роста и почти 3/4 своих хозяйств перебрасывает за 30 лет в более высокие посевные группы, с другой стороны, обе многосеющие в 1882 г. группы дают ярко выраженную картину ослабления и распада». Ясно, что это никак не согласуется с расслоением на классы. Классы — устойчивые группы, основанные на библейском принципе «У бедного отнимется, у богатого прибудется». Иными словами, трудно бедняку попасть в класс буржуазии, но те, кто в него попал, удерживаются в нем силой приведенного выше принципа. В крестьянстве же мы видим нечто совершенно противоположное.

Ленин тщательно удаляет из рассуждений фактор культуры, лирику. Но превращение рабочей силы в товар, т. е. обезличенную меновую стоимость, — огромное изменение именно в культуре, в антропологии, в представлении о человеке. Это прекрасно видно из приведенного Лениным рассказа о том, как эксплуатируют батраков немцы-колонисты — «оттого по истощенному виду так легко узнать работавших у немцев-колонистов» (с. 241). А у русских крестьян при переписях записывали батраков как членов семьи, что внесло немало путаницы (думаю, и в бюджеты дворов, которые использовал Ленин). Потому что, по мнению крестьян, все, кто питается из одного котла, — члены семьи. Член семьи — не товар, а нечто иное.

Кстати, А.В.Чаянов категорически отказывается от свойственного народникам «культурологического» подхода и говорит только о жестокой экономической действительности. Он отвергает «сладенькое живописание российского крестьянства наподобие благонравных пейзан, всем довольных и живущих, как птицы небесные. Мы сами такого представления не имеем и склонны полагать, что каждый крестьянин не отказался бы ни от хорошего ростбифа, ни от граммофона, ни даже от пакета акций «Ойл Шелл Компани», если бы к тому представился случай. К сожалению, в массе такого случая не представляется, и каждая копейка достается крестьянской семье тяжелым напряженным трудом. А в этих обстоятельствах ей приходится отказываться не только от акций и граммофона, но подчас и от говядины».

Ленин придает очень большое значение имущественному расслоению крестьянства как показателю его разделения на пролетариат и буржуазию. Однако данные, которыми он сам пользуется (бюджеты дворов по губерниям), большого расслоения по этому признаку не показывают. «Буржуазия», по классификации Ленина, — это крестьяне, которые ведут большое хозяйство и имеют большие дворы (в среднем 16 душ, из них 3,2 работника). Если же разделить имущество на душу, разрыв не так велик — даже в числе лошадей. У однолошадных — 0,2 лошади на члена семьи, у самых богатых — 0,3. В личном потреблении разрыв еще меньше. Посудите сами: у беднейших крестьян (безлошадных) расходы на личное потребление (без пищи) составляли 4,3 рубля в год на душу; у самых богатых (пять лошадей и больше) — 5,2 рубля. Разрыв заметен, но так ли уж велик?